не одобряет мои методы по возвращению Кэт в Англию, но иначе она не вернулась бы ко мне. Я хорошо знаком с ее гордостью: она бы скорее умерла, чем вернулась бы ко мне добровольно.

“Тогда не давите и позвольте ей убедиться в том, что она в безопасности”.

О, я стараюсь не давить. Я, блядь, очень стараюсь.

– Твоя просьба звучит не очень убедительно, Катерина. Не после того, как ты распалась в моих руках. Трижды.

Прекрасный розовый оттенок покрывает ее щеки, и я останавливаю себя от выпада в ее сторону. Ей исполнилось двадцать пять, но Катерина ни капли не изменилась. Может быть, стала чаще хмуриться и закрываться в себе, но я исправлю это. Я могу сказать, что она близко к тому, чтобы сломаться и, наконец, дать мне то, что я хочу, – всю ее. Целиком.

Она начинает вставать, но я хватаю ее за руку. Кэт делает паузу с озадаченными выражением лица. Я отдаю ей стакан воды и заправляю светлую прядь за покрасневшее ухо. Она следит за моими движениями подобно жертве, которая размышляет: стоит ли ей убежать или же лучше притаиться.

Ну, убегать точно не стоит. Я догоню.

– Ты разговаривала во сне.

Она вздыхает, быстро выпивает воду и идет к столу, чтобы поставить пустой бокал. Я следую за ней.

– Просто кошмары.

– Что конкретно за кошмары?

– Тебе необязательно знать и контролировать все, Кастил.

В серых глазах сверкает злость. Что-то все же изменилось: редкие всполохи бирюзы исчезли, сменившись на туманное небо в глубинах смертельного океана. Просто потрясающе. Как она может быть такой красивой?

Я обхватываю ее лицо ладонями и целую ресницы. Катерина замирает. От меня не ускользает ее тихий судорожный вздох.

– Необязательно. Но не тогда, когда дело касается тебя. Что тебе снилось?

Она сглатывает и опускает голову, рассматривая мой живот. Изящные, хрупкие пальцы тянутся к моей груди, и я застываю, чтобы не спугнуть ее первый порыв дотронуться до меня, когда мы не находимся в постели.

Кэт осторожно, едва касаясь, очерчивает контуры тату. Медленно ведет вниз и обратно. Время будто останавливается. Я напрягаю пресс от резкого желания сжать ее в объятьях и поцеловать, но мне приходится сдерживать себя. Потому что я хочу еще.

Еще, Катерина. Коснись меня еще.

– Ты… хорошо себя чувствуешь? – ее голос дрожит, и это вовсе не та дрожь, которая мне нравится.

– Значит тебе приснился кошмар обо мне. Что со мной произошло? Я умер?

Кэт вздрагивает, возвращая свой взгляд на мои глаза. Я вижу в них испуг. Она прочищает горло.

– Я не хочу говорить об этом.

– Разве ты не хочешь этого? Чтобы я оставил тебя в покое?

Тьма начинает ползти по всему помещению, окрашивая все в кроваво-красный, а потом растворяется, стоит Катерине выдохнуть:

– Нет, – ее подбородок дрожит. – Не таким способом.

– Какой способ тебя бы устроил?

Воздух потрескивает от напряжения настолько сильного, что я мог бы разрезать его ножом. Меня, блядь, чертовски выводит то, что мы обсуждаем возможный вариант событий, где Катерина уходит от меня. Но мне нужно знать, что находится в ее тревожной голове, чтобы предотвратить это.

– Ты можешь не давать значение тому, что я хочу сделать?

Кэт смотрит на меня настороженно, сжимая в руках одеяло – оно опадает на пол, когда я отвечаю:

– Хорошо. Я сделаю все, что ты захочешь.

А потом я чувствую ее руки на себе. Ее запах рядом. Ее хрупкое тело прижимается ко мне так, будто я могу исчезнуть.

Катерина обнимает меня.

Я даже не понимаю, почему мне так нравятся ее прикосновения.

– Думаю, мы должны внести ясность, – я глажу Кэт по голове и вдыхаю в себя ее вишневый аромат. Прощай, гребаная мята. – Я люблю тебя.

Каждая ее мышца застывает при моих словах. Я целую ее волосы и продолжаю:

– Но не так, как любят остальные. Я не могу испытывать эмоции, которые ты от меня ждешь. И никогда не смогу. Любовь – это добровольный выбор, и иногда он обозначает отпустить. Я не отпущу тебя, Катерина. Но я готов заботиться о тебе до конца своей жизни, даже если ты сама меня убьешь. Я схожу с ума по тебе. Больше, чем можно выразить словами. Больше всего я люблю, когда ты смотришь на меня так, будто я все самое хорошее в этом ненормальном мире. Но это не так. Я самое худшее, Кэт. И я сожгу этот мир, если это сможет спасти тебя.

Я тяну ее за волосы, чтобы поцеловать горло.

– Скажи мне что-нибудь, Кэт. Ты вернешься ко мне? – Я покусываю точку возле ее бешеного пульса. – Вернись ко мне.

– Почему ты бросил меня? – Она упирается ладонями в мою грудь, но не отталкивает. По ее щекам начинают катиться слезы, и я целую каждую из них. – В каждом лице я видела тебя, Кастил. Я любила тебя, а ты уничтожил меня из-за одной ошибки. Почему?.. Почему, Кастил?

Она дрожит в моих руках.

– Еще не время.

Теперь она вырывается, оставляя меня наедине с моим хаосом. Я сжимаю руки в кулаки, чтобы не притянуть ее к себе навсегда.

– Не время для чего?

– Я еще не уничтожил его.

Она вздрагивает, смотря на меня самым раненым взглядом. Блядь, к черту новые правила. Я преодолеваю расстояние между нами, поднимаю на руки и несу в душ.

– Ты говоришь о своем отце?

– Я не буду втягивать тебя в это дерьмо, Катерина, – я стягиваю свою рубашку с ее дрожащего тела и толкаю Кэт под горячий душ. Ей холодно, она дрожит и от эмоций, и от реакции собственного тела.

– Но я уже втянута. Твои охранники следуют за мной по пятам.

– Ты заметила?

– Конечно, я заметила, – она хмурится, не возражая тому, что я намыливаю губку и начинаю мыть ее спину. – Доктор Уилсон запнулся и чуть не пролил на меня кофе, но его оттолкнула тень, появившаяся из ниоткуда. А потом я забыла сумку в пабе, и она случайным образом оказалась в моем кабинете. Я не задаю тебе много вопросов, Кастил. Лишь прошу дать мне немного правды.

– Я слишком ревнивый человек, котенок. Уволь своего главврача или это сделаю я.

Она поворачивается.

– Ты услышал только это? Господи, я просто ненавижу тебя.

Уголки моих губ невольно приподнимаются, когда я вижу ее разъяренной. Это гораздо лучше пустоты и ее приступов меланхолии.

– Я расскажу, когда придет время.

– Когда конкретно?

– Такой нетерпеливый котенок, – я кусаю Кэт за шею, лаская губкой ее тело.

– Отвечай на мои вопросы, Сноу.

Обожаю,