Шрифт:
Закладка:
На этих словах перевертыш едва из штанов не выпрыгнул — так ему понравилось услышанное. Но то лишь присказка была, сказка потом началась.
Как оно все закончится — никто бы не узнал. Может, и разошлись бы миром, может, передрались, но там такая заваруха случилась — что мама не горюй. Вроде как захожий облаву устроил на Вранового. Правда, и тот не лыком шит оказался. Едва Травницу с ее слугой не убил, и если бы Ткач не подоспел…
Про Ткача перевертыш слышал. Да и как не слышать? Известная личность. Опасная. Но даже это его не беспокоило. Потому что узнал самое важное — Вранового убили. И будто бы сам захожий, иначе каким образом он еще пятый рубец получил? Но что получил — это точно. Бедовый теперь ведун.
Тот-кто-не-имел-имени долго расспрашивал, выведывал, но так и не поймал ивашек на лжи. Лишь спросил, от кого узнали. А после отправился к Василю. Который и поведал, что ему новости рассказал сам Ткач. Понятно, что не все, многое трактирщик сам додумал. Но про ведунство и тетрадь — истинная правда.
Потому перевертыш уходил из Подворья пусть и с мелким пузырьком кошачьих глаз, но довольно улыбаясь. В жизни часто так случается. Час пройдет, другой, а вон как все меняется. Буквально с ног на голову становится.
И уезжать, конечно, можно. Даже нужно. Но прежде все же надо увидеться с захожим. Новый рубец способен открыть множество тайн дневника. И кто знает, что там можно обнаружить. Вдруг все-таки получится жирный куш сорвать? Тогда и риск оправдается.
Труслив был перевертыш. Но вместе с тем и жаден.
* * *
В больницу Инга пришла глубоким вечером. Впрочем, никто даже не подумал сказать рубежнице, что приемные часы закончились. Скорбной тенью она скользнула по коридору, не замеченная никем.
Да если бы и хоть кто-нибудь обратил внимание на женщину, то не признал ее. Слишком сильно изменилась рубежница после сработавшего против нее проклятия, которое было заключено в жезл.
Она без всякого труда нашла Наташу. Не потому, что чувствовала свою приспешницу, как любая хозяйка. Их связывало нечто еще большее.
Девушка после операции лежала в индивидуальной палате с зафиксированной на груди рукой. Если Ткач посчитал нужным привести приспешницу сюда, то Травница хотя бы выбила лучшие условия.
Она склонилась над спящей девушкой, погладив ту по лбу. И заодно «пощупала» слабый чужанский хист приспешницы. Как и говорил кощей, действительно ничего страшного. Кроме разве что самого важного у женщины — самолюбия.
Инга потерла лоб, и Наташа тут же проснулась. Увидев ее, глаза девушки испуганно округлились, не сразу поняв, кто перед ней. Наталья было даже дернулась, но рука рубежницы продолжала лежать сверху, обездвиживая приспешницу.
— Плохо выгляжу, внучка?
— Плохо, если честно. На свой возраст. Может даже…
— Довольно, — коротко оборвала ее Инга. — Это все временно. Проклятие сильное, но быстро сойдет на нет. К тому же, Врановой мертв. Восстановлюсь.
Наталья отвернулась, но от Инги не ускользнуло, как ее глаза наполнились слезами.
— Он, этот гад, он… Отдал мой хист.
— Если промысел не внутри тебя, то не твой. Иногда все случается не так, как мы планируем. С другой стороны, мы живы. А это было сделано зря. Злые женщины помнят обиды вдвое дольше.
Наталья, теперь не сдерживаясь, заплакала.
— Тише, тише, дура, швы разойдутся. Не заставляй меня использовать хист, его и так немного.
— Я уродина! Ты знаешь, что там с плечом?
— Знаю. Я же рубежница. Завтра заберу тебя, полечу мазями, своими травами. Чудес не обещаю, шрам останется. Но это лучше, чем гнить в земле. Тебе даже руку сохранили.
— Ба, ты знаешь, что этот хист должен был быть моим! — повернулась к Инге Наталья, злобно глядя на рубежницу.
— Пыл поумерь. Твои слова свидетельствуют лишь о том, что ты еще не готова быть рубежницей.
— Ба!
Наталья протянула это почти капризно. Совсем как маленькая девочка. Инга махнула рукой по воздуху, словно хотела раз и навсегда прекратить этот спор.
— И я просила тебя так меня не называть.
— При людях же. Тут никого нет.
— Все равно. Если ты хочешь когда-нибудь стать рубежницей, то начинай вести себя подобающе.
— Я начну. Как только выйду, немного подлечусь. Я этого Матвея…
Наталья сжала кулак здоровой руки, показывая, что именно она сделает с рубежником. А Инга всего лишь покачала головой.
— Как это в природе людей. Он спас тебя от спиритуса, хотя не обязан был этого делать. А вчера спас еще раз, когда Врановой мог убить. И никакой кощей бы не подоспел. Но ты помнишь лишь то, что из-за него не стала рубежницей.
Пожилая женщина со сморщенным лицом, которая ныне являлась Ингой, укоряюще покачала головой. Наталья же сердито надула губы.
— Но я же в своем праве… Инга.
— Это правило лишь для тех, у кого есть достаточно хиста. Для нечисти, рубежников. У чужан нет права.
Говорила Травница холодным ледяным тоном, каждым словом будто пригвождая девушку к кровати. Хотя та и так побледнела, будто лишившись всей крови. Инга не хотела быть жестокой. Она даже по-своему любила свою единственную внучку. Насколько вообще способна любить рубежница ее возраста и опыта. Это люди с годами становятся сентиментальнее, предчувствуя скорую кончину. Рубежники же напротив, лишаются всего человеческого.
— Ты поняла? — закончила Инга.
— Поняла, — тихо ответила лежащая перед ней чужанка, раздавленная жестокостью.
— Теперь следующее. Итак, повторяю еще раз. Завтра я заберу тебя и быстро поставлю на ноги. И ты будешь тише воды, ниже травы. Более того, поедешь к Матвею и лично поблагодаришь его.
— Инга!
— Поблагодаришь, — пригвоздила рубежница чужанку взглядом. — Будешь виться вокруг него, как влюбленная дурочка. И сделаешь все, что надо. Я даже поспособствую. Дам пару интересных эликсиров. Нам нужно приручить его всеми возможным способами. Ты поняла?
— Поняла.
На мгновение, на короткий миг, в сердце рубежницы возникло давно позабытое чувство. Наверное, его можно было даже назвать сожалением. Правда, исчезло оно быстро. Словно небольшое облачко набежало, скрыв солнце. Но тут же унеслось по небу дальше, гонимое ветром. Из девочки может выйти толк. Только нельзя давать слабину. Она должна
