С этим чужанином все было еще странно. Его собственного, родного хиста, почти не осталось. И редкие крохи, которыми оказалось заполнено тело, предстали чужим для этого человека и вместе с тем знакомым для меня. Запах затхлой воды, лежачего тела, каких-то тряпок. Это был хист Вранового, которым он подпитывал чужанина. И который чужанин будто бы не хотел принимать.

Нет, я видел, когда насильственно пытаются убить. Но вот чтобы кто-то насильственно жил, к такому меня никто не готовил.

— Кто там? — только и спросил я.

Рубежник нахмурился, словно я предстал пьяным мужиком на застолье, который начал разговор на неудобную тему. Сам, понятное дело, этого не понимал. А потом все же ответил.

— Жена.

Супруга-чужанка! И будто током пробила. Меня с трудом можно было назвать невероятно сообразительным человеком. Но как сказал бы отец Костяна: «Сало в голове есть». Вот и сейчас я догадался сразу об всем.

— Сколько ей лет?

— Для чужанки много.

— И папоротник поддерживает в ней жизнь?

— Да. И если бы убил тебя, то смог достать растение раньше. Но не получилось.

Наверное, это называется Стокгольмский синдром. Человек напротив пытался меня убить. И не раз. Натравил нежить. Да и вообще не стеснялся в методах. Но теперь я будто был готов простить его. Ведь он делал все это не ради какой-то корысти или из-за своего дурного характера. Нет, Врановой не был душкой. Однако цель, ради которой он пытался все это сделать, словно его оправдывала.

Ох, как тяжела человеческая жизнь. Вот в школе было просто. Есть условные фашисты и наши. Без всяких полутонов. Всегда понятно, кем можно гордиться, а кого ненавидеть. Почему повзрослев появилось столько оттенков, не побоюсь этого слова, серого?

Мне нечего было сказать. Поэтому я просто вытащил со Слова три листа сумрачного папоротника. Врановой нервно сглотнул, глядя на растение, а потом в руках его появилась тетрадь.

Мы передали друг другу нужные нам предметы почти как в шпионских фильмах. Одновременно и взаимно готовые к какой-нибудь фигне. Нас защищал лишь договор.

И на удивление, все произошло без всяких эксцессов. Довольно скоро в старых дрожащих руках рубежника оказались листья папоротника. А я вернул свое сокровище, которое могло в том числе привести к загадочному артефакту тире реликвии.

На этом можно было бы поставить точку в замечательном приключении. Я пришел на сделку, совершил ее и с чувством выполненного долга отправился домой. Все счастливы. Однако ощущение беды лишь усилилось. Чтобы немного прогнать его, я даже спросил.

— Теперь все в порядке?

— Можешь узнать у своей подруги.

Врановой смотрел поверх меня. Тут хочешь-не хочешь обернешься. И вот увиденное меня довольно сильно удивило. Потому что по направлению к нам, держа знакомый жезл на плече, уверенно шагала Инга. Судя по вчерашней чуть помятой одежде, она домой не заезжала. А стартанула сразу сюда.

Я чуть рукой лоб не разбил. Ну конечно! Вот почему замиренница так легко согласилась на предложенные условия. Она и не собиралась их выполнять. Все, что ей нужно было — добраться до Вранового.

— Матвей, тетрадь у тебя? — спросила с легкой улыбкой рубежница.

— Инга, погоди, — я даже вытянул руку, одновременно убирая артефакт на Слово. На всякий случай. — Мы ведь договорились.

— Да? Мне казалось, что относительно этого персонажа я ни с кем не договаривалась и руки не жала. Стареешь, Пентти, раньше бы предусмотрел все. Ведь понимал, что я не отпущу тебя. А тут мне стоило лишь пропитаться духом Матвея, и ты не заметил.

Ага, значит, ночевка у меня не простое совпадение. Мотя, когда ты уже поймешь, что в этом мире нет совпадений⁈

— Как говорил Менандр: «Человек, который бежит, опять будет сражаться», — кивнул Врановой.

— То есть, у тебя только с русскими поговорками не очень, да? — не выдержал я. — Давайте побеседуем, что называется, по-деловому.

— Боюсь, это не получится, захожий, — ответил рубежник. — Твоя подруга не успокоится, пока не убьет меня. Такой уж у нее характер. Всегда все доводить до конца.

— Даже удивлена, что зная меня так хорошо, ты не предугадал это, — усмехнулся Инга.

Оскал, который обезобразил ее лицо, мне очень не понравился. Я будто увидел рубежницу впервые. То есть, ту самую, настоящую.

— Инга, я не дам тебе навредить ему. Я дал слово и…

— Матвей, лучшее, что ты можешь сейчас сделать — отойти в сторону, — ответила замиренница, не сводя взгляда с Вранового.

— Инга, я…

Теперь она посмотрела на меня. И от этого взгляда внутри все сжалось. Словно это именно меня рубежница собиралась сейчас убить.

А в следующее мгновение произошло еще одно неприятное событие. Инга взмахнула свободной рукой и меня опрокинуло, словно я попал в водоворот смерча. Приземлился я на зданицу шагах в пятнадцати от того места, где находился.

И понял, захоти рубежница, так конечной точкой моего назначения стал бы какой-нибудь дуб на высоте метров десять. А сейчас Инга просто отмахнулась от меня, как от надоедливой мухи, которая всю дорогу мешала. В других обстоятельствах, я бы порадовался, что замиренница перестала сдерживать собственные эмоции и стала честной и открытой. Вот только эта правдивая Инга мне очень не нравилась.

— У тебя нет ни единого шанса, — продолжала скалиться она. — Думаю, забавно будет, что ты умрешь от собственного же жезла.

На этом короткая злодейская речь была закончена. Я вообще удивлялся, как быстро все поменялась. Потому что уже свыкся с мыслью, что главный негодяй моего жизненного повествования Врановой. И теперь приходилось разворачивать мой тактический диван. Даже удивительно.

Инга вытянула жезл перед собой и… резко все пошло не по плану. Громыхнуло так, что даже я, приподнявшись на локтях, чуть не упал снова. Вот только Врановой так и остался стоять на месте. А Инга с диким криком боли, рухнула на землю. Ее лицо оказалось залито кровью и будто почернело. Если честно, я и лица-то никакого не видел. Только кровавое месиво.

— Ты ошиблась лишь в одном, что я не предугадал это, — холодно заметил Врановой. Что интересно, в отличие от противницы, он не торжествовал. — И попала в ловушку собственной гордыни. Даже загнанный в угол зверь может быть опасен. Особенно, когда на короткой ноге с вэтте, которые могут переделать