Шрифт:
Закладка:
Я обнял волчицу за шею, ткнулся лбом в лоб и попытался улыбнуться. Она так в меня верит… Какой же мужчина сможет устоять перед таким доверием? Что-то включилось у меня в голове. Рев, медведь, волки… Медведь!
— Хорошо, любимая, я попробую.
Еще некоторое время я вспоминал начало, а потом стал читать медленно и плавно:
Как стук колес вычерчивает ритм,
Как сердца стук подобен четкой дроби
Ночных копыт…
Извечный алгоритм,
Воздвигнутый над чередой надгробий
Живых существ, украсивших мой путь, —
Мужчин и женщин, лошадей и кошек,
Собак и птиц…
Их хочется вернуть,
Но тени так бесследно тают в прошлом.
Я одинок…
Пылает на плечах
Багряный плащ.
(Сиреневый?
Пурпурный?)
В моих глазах, как в доменных печах,
Дымится пепел погребальной урны.
Скулящий страх калечит души жертв,
Шагнувших в этот круг без покаянья.
Прожорливая выверенность жерл, в
Моем лице нашедшая призванье —
Сминать, как лист лирических основ,
Судьбу и жизнь, прощенье и разлуку,
И детский смех, и радость чистых снов,
И мертвых клятв возвышенную муку.
На этой строке из-за деревьев на поляну шагнули семеро мохнатых гигантов. Я отродясь не видел медведей такого ужасающего размера. Не обращая ни малейшего внимания на остолбеневших волков, они рядочком сели перед нашей сосной, внимательно прислушиваясь к каждому слову. Я никогда не читал перед такой внимательной аудиторией. Главное было не потерять ритм и не сбиться.
Я чувствую свой страшный, черный дар
Всей яростью обугленного мозга.
Я рвал зубами вены, но пожар
Моей крови был безразличен звездам.
Я принял паству.
Выбирая ночь,
Когда медведи понимали слово
И искренне старались превозмочь
Звериной волей волю рук другого,
А именно — мой жесткий произвол,
С которым я удерживал их страсти.
Дивились Рыбы, Скорпион и Вол
Моей незримой и врожденной власти.
Пастух медведей!
Выжженный на лбу
Извечный титул…
Вызов вере в небо,
Вселенной, раздувающей клобук,
И Року, обесцветившему небыль!
Я противопоставлен был всему
И был бы мертв при первом же намеке
Готовности —
Приветствовать ту Тьму,
Что отнимает травяные соки
У заспанной поверхности земли…
Поверьте, что слова с заглавной буквы
Меняют смысл, переродясь в пыли
В самшит и кипарис
И бук…
Вы
Напрасно попытаетесь понять
Урок друидов.
Каменные руны
Не обратят затертый разум вспять
И не затронут выцветшие струны.
Медведи спят.
Ущербная луна
Дарует серебро косматым мордам.
В мои виски крадется седина
Неторопливым матовым аккордом.
Как хочется уснуть…
Закрыть глаза,
Увидеть поле, полное ромашек,
Где над ручьем кружится стрекоза,
А в небе бродит облако-барашек.
Вот в этот мир хочу шагнуть и я,
Продолжив путь по кромке алой меди
Заката.
В те запретные края,
Где светится Арктур — Пастух медведей…
Когда я закончил, медведи зааплодировали. Вы не поверите… Они встали на задние лапы и старательно захлопали, выражая свое удовольствие дружественным урчанием. Сыч, при первом же появлении хозяев леса спрятавшийся за сосной, не делал даже робких попыток вернуть свою пилу. По-моему, от страха он и дышал-то через раз. Волки наверняка были более храбрыми зверьми, они быстрее пришли в себя, раздраженно подвывая и порыкивая. Мишки вновь сели на свои места, а самый большой направился к нам. Он встал перед сосной, вытянул вперед лапы — ни дать ни взять заботливая мамаша, снимающая маленького сыночка с дерева.
— Любимая, побудь здесь и… не волнуйся за меня.
Я спрыгнул вниз, медведь ловко поймал меня огромными лапами и прижал к своей груди, не опуская на землю. Нежно покачивая, он смотрел на меня добрыми карими глазами, притоптывая на месте. Густая шерсть на его груди щекотала мне нос, я сморщился и улыбнулся. Медведь в ответ тоже осклабился от уха до уха, демонстрируя в улыбке впечатляющие клыки. Потом он обернулся к своим сородичам, добродушно подтвердив:
— Это он!
Медведи поддержали его дружным ревом. Волки ответили раздраженным воем.
— Мы давно ждали тебя, Пастух. Пойдем… Если ты голоден, мы накормим тебя, если болен — вылечим, если тебе нужна помощь — только попроси!
— М… А, собственно, с кем имею честь?.. — замялся я. Не то чтобы меня как-то беспокоил вид говорящего медведя, всякого уже насмотрелся, но что-то слегка напрягало. Возможно, моя поза. В смысле — мое положение. Трудно ощущать себя пастухом или пастырем огромных зверей, которые тетешкают тебя на ручках, словно младенца.
— Меня зовут дядя Миша, — скромно ответил медведь.
— А по отчеству?
— Можно без отчества. Ты ведь наш Пастух, тебе достаточно знать имена. Я представлю всех, они все ждут.
— Эй! Эй, минуточку, не так быстро! Я здесь не один и не могу бросить своих друзей.
— А где они? — не понял медведь. — Тут только волки кругом, так они с нами не дружат. Еще человек прячется за сосной, но он злой и жадный.
— Вон, волчица на дереве, — пояснил я, — это моя жена, ведьма Наташа. Есть еще ангел Анцифер и черт Фармазон, только они невидимы.
— Хорошо, как скажешь, — пожал плечами дядя Миша. — Ты и твоя жена поедете на мне, а остальные будут плясать.
Я кивнул.
— Я лично плясать не намерен! — грозно проверещал Фармазон, мгновенно оказавшийся перед моим носом. — Тоже мне нашелся заклинатель крупных хищников… Это ты для лопухов дрессировщика гималайских медведей изображай, а я-то тебя как облупленного знаю!
— Можете остаться здесь. Лично мне кажется, что медвежья пляска — это некий праздничный ритуал и ничего зазорного в нем нет. Анцифер же не протестует?
— Протестую, — неожиданно сухо вставил белый ангел. — Вполне возможно, что вся эта затея — древний языческий ритуал, и, как представитель истинной веры, я в нем участвовать не могу.
— Глупости! Я только что нашел самый безболезненный способ всеобщего спасения, а вы мне тут истерики устраиваете. Не нравится — сидите на ветке, мы с Наташей идем в гости. (На самом-то деле для участия в пляске требовались исключительно медведи, но уж очень хотелось пошутить. А то
