Охотник ответил не сразу. Разобрать было не так-то просто, но, кажется, он поморщился. Обсуждать что-либо ему не хотелось.

— А леса пустые, по-твоему? — не процедил, а выплюнул.

— А если леса не «пустые»… То зачем им сюда выходить?

Остриё гарпуна чуть задрожало.

— Говорила ведь, что дурак дураком! — пробубнил охотник. — Значит, подъели… Ясно же… Подъели и к нам явились.

Я не ожидал настолько лёгкой победы.

А первую фразу просто пропустил. Рыцарю, герою, ведь безразлично, как его называют крестьяне… Тем более, как называет какой-то неудачливый охотник… Который и в Заливе-то никогда не бывал, не говоря уже о столице.

«Вполне возможно, уже через месяц-другой я буду преуспевающим торговцем… У меня достаточно, чтобы приобрести товар…»

— … А если там всё съели… зачем ваш покинул посёлок?

Молчанье. Только крылья мельницы поскрипывали неспешно и монотонно. Что-то цеплялось и проворачивалось под крышей. И каждый раз строенье словно чуть подрагивало.

— Да! — С рычаньем. — Да, мы хотели убить одного! Хотели его прикончить, теперь ты доволен⁈

— … Да… Я думаю.

«И чем, по-твоему, я должен быть доволен?»

— Правду говорила… — закончил парень с сопеньем.

Копьё его передвинулось, и остриё теперь смотрело на луну.

Для себя я решил, что меня всё устраивает. «Пускай говорят. Пусть даже и „правду“».

Что-то треснуло. Совсем негромко. Не дрогни копьё, я бы, пожалуй, и не заметил.

Это было всего лишь тихое шуршанье.

Ничего такого. Только молодые злаки чуть ходили. Поле вроде как «засеребрилось», но увидеть что-то кроме мне не удавалось.

Вновь «сорвавшись», передаточное колесо ударило как будто у меня в животе.

Показалась спина у развалин сарая.

И ещё одна.

С насыпного холма. С крыши мельницы, на нём стоявшей, мне было прекрасно видно, как пара лохматых фигур выходит, неспешно «обнюхивает» доски. Поддевает их рылом. Грызёт. Так продолжалось, пока один из кабанов не обратил своё внимание на мостик.

Ничего похожего ему здесь видеть ещё не приходилось.

(Мик подобрался, он не свистел).

Подбредя, кабан поднял рыло в направлении деревни. Он звонко понюхал. Второй разобрался быстрее — большою башкою он отодвинул товарища.

Послышалась борьба.

Это звери толкались, разминая землю. Теснили один другого. Но не хрюкали. Они рычали. И кусались. Поднимали сор.

Что-то «неправильное» сквозило во всей этой картине.

Странные. Очень массивные и опасные звери.

«А ведь мельница гуляет, — неожиданно ударила идея. И взгляд мой переполз на копьё охотника… — Высокая. Но… ударь разок, и она завалится».

Мне как-то не по себе вдруг стало. Я поглядел на пуговку в позолоте. На собственную руку.

Совершенно бесполезное, тупое лезвие «красиво» отражало месяц.

Наконец, одна из туш как-то особенно удачно ударила, укусила противника за шею. Оттеснив, она пошла первой. Не слишком уверенно. Должно быть, мосток оказался узок, так что копыта её то и дело соскальзывали.

Брёвна опасно прогнулись — земля посыпалась в воду. Селяне замерли.

Неуверенно перебирая, постукивая, вепрь кое-как перебрался. Он остановился. И снова принюхался. Он поводил тяжёлой головой, с различимым сомненьем поглядел на дотлевающие угли. Второй также прошёл по его следам. Чуть более нетерпеливый он поддел рылом — и более сильный, но менее удачливый зверь зашагал вперёд. Ветки под ним сломались, и очень массивное тело взбрыкнуло, перевалилось через край.

Конструкция рухнула.

Бревно покосилось и угли, сверкая, посыпались в дыру.

'Ви-Иии-и-и- Уу-у-у-УУУУУ-у!

Странный… не то визг, не то вой, не то вопль!.. Какой-то ненормальный, булькающий звук заставил нас застыть.

— В-р-овка! — едва прорвался голос наёмницы. — ***! Д-оргай за эту яст-ебову верёвку!

Великан чуть приподнялся. Некоторое время он смотрел. Потом распрямился. И потянул… Ничего не произошло. Телега неподалёку разве заходила. Оглобли её заскребли.

Натянувший всю одёжку, что только у него была, словно бы круглый копьеносец стоял. И смотрел. Товарищ его едва ли не отпрыгнул. Чуть наклонившись, он сразу же выпрямился — и взмахнул пару раз щитом.

Верёвка — лопнула.

Век подтянул её ещё пару раз. А после бросил. Словно почесал затылок или шею. И подтащил соху поближе.

Визг и похрюкиванье.

Воздух дрожал и видно было, что люди замерли на крышах.

— Приготовиться! — скомандовала Эль.

[1] Стояние — один из главных праздников ламенской церкви, установленный в честь недельного стояния огненного столба. Совпадает по датам с концом года и предваряется трёхнедельным постом.

XVIII (+ рис.)

Мик подтянул копьё. «Суставом» уперевшись в край доски, он поднялся. Даже не глянув на меня, охотник направился к люку.

— Ст… — сквозь плотно сжатые зубы. — Стой! Нам запретили! Ты помнишь⁈.. Увидят!

— И что?

«В самом деле. И что?»

— Ну-у… — начал я с самого весомого аргумента.

Но парень уже не слушал. Он наблюдал. Как человек разумный я предпочёл последовать его примеру.

Зверь скулил. Второй же вовсе не пошёл вперёд. Теперь он мог бы обогнуть ловушку. Но вместо этого вепрь пятился. Припадая и весьма своеобразно рыча.

Отступая, он неуверенно перебирал ногами по шаткому мостику. Копыто соскользнуло. Брюхо его гулко ударилась о сырые брёвна и вся конструкция поехала, распалась. С глухим хлопком брюхо вепря ударилось об воду.

— Ч-то т-ам? — долетел приглушённый голос Эль.

— Упа-ал! — сложив ладони навроде рупора, ответил ей Мик. — О-н упа-Ал! — Упираясь копьём и балансируя, охотник выпрямился: — Он… Он плы-вёт!.. Да! О-он плы-вё-т на т-от бер-ега!

Эль не ответила.

Бултыхаясь и скользя по сырой земле, вепрь неловко закинул передние копыта. Он соскользнул. Забултыхался — и только взбаламутил воду. Выбрался наконец и сразу припустил.

Я моргнул:

— Эй!.. Ты куда это?

Мик уже откинул люк. Свет очертил белёсые брови и ресницы на необычном лице.

— Всё кончено, — выдохнул я как можно более вкрадчиво. — На сегодня всё.

Парень поморщился:

— Он грохнул у самого края.

Я не понял.

— Там с краю разве много кольев было? — подсказал охотник.

— Один… кол.

Странные, мало на что похожие звуки всё ещё доносились со стороны ловушки. Потрескивали сломанные доски. Угли посверкивали алым, так до конца и не прогорев. Они создавали угловатые, необыкновенно длинные тени. Густые и странные.

Я почувствовал, как спина моя холодеет.

— Д-ай сюда! — донёсся раздражённый голос наёмницы. — Отп-сти, говорю!

Я встал.

Сам едва не соскользнул, но добрался на полусогнутых до люка. Мик забрал фонарь. Здесь было темно. Ступенька скрипнула — и колено