Передача иконы показывает, какие уступки были возможны, если оккупационные власти ожидали от них выгоды. Есть даже свидетельства в пользу того, что чтимый образ уже и раньше разрешалось использовать в богослужении или, возможно, он даже изначально находился полностью в руках православного духовенства. Это, по крайней мере, следует из показаний, данных некоторыми священнослужителями после войны во время допросов в НКВД. Согласно им, комендант города объявил о передаче иконы уже в конце 1941 года, а состоялась она 1 января 1942 года и сопровождалась торжественной процессией; крестный ход остановился перед зданием городской комендатуры, протопресвитер Кирилл (Зайц) произнес короткую проповедь о значении этой иконы и истории ее спасения, а начальник Псковской православной миссии протоиерей Николай (Колиберский) поблагодарил немцев за то, что они разрешили использовать икону для богослужений793. Расхождение в датах между донесением комендатуры и показаниями священников – почти три месяца – настолько велико, что его нельзя объяснить исключительно погрешностью памяти последних. Не исключено, что комендант уже с января разрешил священнослужителям использовать икону на богослужениях, еще не получив официального разрешения от вышестоящей инстанции. Возможно, он, как и в других вопросах, принял это решение самовольно.

Такое толерантное отношение к православной церкви было общим для Верховного командования сухопутных войск и «восточного министерства», чем объясняется и готовность военных к сотрудничеству с людьми из Оперативного штаба рейхсляйтера Розенберга в этом вопросе. Указание о передаче иконы явно было дано после консультации с представителями министерства794. Через несколько недель Главная рабочая группа «Остланд» командировала Карла-Хайнца Эссера в Псков с инспекцией. Опасения специалистов, что, если икону каждое воскресенье носить в храм и обратно, это может ей повредить, он развеял, сообщив, что красочный слой иконы защищен целлофановой пленкой, подложенной под оклад из чеканного серебра, оставляющий открытыми только лики и руки Богородицы и младенца795. К тому же икона находилась в специально для нее изготовленном закрытом стеклянном футляре, так что не подвергалась колебаниям температуры и влажности796. Во всяком случае, пропагандистская выгода представлялась достаточно значительной, чтобы отодвинуть на задний план соображения консервации. Но постоянное размещение иконы в соборе или передача ее представителям православной церкви навеки были отклонены на том основании, что в церкви икону невозможно защитить от повреждений или даже кражи797. В этом можно усмотреть и определенное недоверие немецкого командования к своим подчиненным, для которого опыт первых дней оккупации давал основания.

Похоже, что эта икона стала своего рода залогом, взятым у Псковской православной миссии, благонадежность которой вызывала у оккупантов сомнение. Не в последнюю очередь это сомнение связывалось с самим митрополитом Сергием, которого латвийский и эстонский митрополиты сразу после оккупации Прибалтики вермахтом заподозрили в том, что он агент НКВД, из‐за чего он был задержан и провел четыре дня в заключении. Выйдя на свободу, он заявил о своей лояльности патриаршему местоблюстителю Сергию (Страгородскому) и последовательно добивался от немецкой военной администрации в Прибалтике, равно как и от гражданской администрации новообразованного рейхскомиссариата Остланд, признания существовавшего со времени советской аннексии верховенства Московского патриархата над Латвийской и Эстонской православными церквями. Впрочем, его довод, будто и для немцев это было бы выгоднее, чем разрешить прибалтийским странам вернуться под юрисдикцию Константинопольского патриарха, экзарх которого находился в изгнании в Лондоне, не поддерживали по крайней мере в Министерстве по делам оккупированных восточных территорий и в Главном управлении имперской безопасности: эти два ведомства выступали скорее за региональную фрагментацию православной церкви798. Однако в этом вопросе местные гражданские и военные администрации поначалу сумели одержать победу. Впоследствии митрополит Сергий сотрудничал с оккупантами, но прежде всего держался лояльно по отношению к патриаршему местоблюстителю и, когда последнего в сентябре избрали патриархом Московским, публично признал его избрание и не отступался от него даже тогда, когда немцы потребовали аннулировать это признание799. Противники митрополита Сергия считали, что получили доказательство обоснованности своего недоверия к нему. 28 апреля 1944 года митрополит был застрелен на пути из Вильнюса в Каунас. Убийство так и осталось нераскрытым: немцы обвиняли советских партизан, советская сторона – «немецких фашистов»800.

Когда в середине января 1944 года Красная армия начала наступление в районе группы армий «Север» и Гитлер приказал применять тактику «выжженной земли», оккупанты перевезли в Ригу церковные ценности из Пскова и Новгорода, в том числе несколько мощей святых, большое количество драгоценных богослужебных предметов из Псково-Печерского монастыря и икону Тихвинской Божией Матери. Одновременно они эвакуировали в Прибалтику местное население, в том числе многих священнослужителей, часто против их воли. Это означало конец православной миссии в Пскове; эвакуированным священникам оставалось только окормлять перемещенных гражданских лиц801. Чудотворную икону передали епископу Рижскому Иоанну (Гарклавсу), которого Сергий в своем завещании назвал одним из трех возможных своих преемников. Когда в сентябре 1944 года Иоанн по указанию немецкой военной администрации был вынужден покинуть Ригу и отправиться на корабле в Данциг802, он забрал образ с собой. Окончание войны он встретил в Габлонце-на-Нейссе [чеш. Яблонец-над-Нисой]. Чтобы не попасть в руки Красной армии, архиепископ бежал в Прагу, а оттуда в американскую оккупационную зону803. Следующие несколько лет Иоанн провел в американском лагере для перемещенных лиц, где драгоценная икона, которую он постоянно держал при себе, стала поводом для осложнений американо-советских отношений (см. об этом отдельный параграф этого издания)804.

Бойкая торговля иконами

Весной 1942 года Карл-Хайнц Эссер вновь приехал в Псков, чтобы подготовить отчет о «состоянии художественных и культурных ценностей Плескау»805. Он описал ситуацию совершенно иначе, чем она выглядела в отчетах осени 1941 года. Помещения хранилищ в Поганкиных палатах, сообщал Эссер, в полном беспорядке, а склады в других зданиях заперты, но частично опустошены или разграблены; целый ряд предметов, особенно фарфор, явно неоднократно кому-то выдавался, и при этом по неосторожности вещи повреждались или разбивались. В Успенской Пароменской церкви, названной немцами «Золотой капеллой», где осенью 1941 года хранилось от 400 до 500 икон из окрестностей, Эссер насчитал 394 иконы, аккуратно сложенные штабелями, которые из‐за отстутствия стекол в окнах подвергались воздействию непогоды и частично были покрыты снегом806. Согласно донесению Эссера, немецкие офицеры неоднократно получали музейные экспонаты для украшения своих жилищ и служебных помещений. Особенно возмутили эксперта слухи о том, что «многочисленные музейные предметы, прежде всего иконы, с течением времени перешли в руки офицеров», причем информация об этом поступила к нему «с немецкой стороны»807. Говорили, что один офицер якобы «забрал и частично