В собственном дворце я немедля направился в лекарское крыло.

– Оман, все спят... – начал молодой слуга, дежуривший на пороге коридора, где располагались лекарские покои.

– Чего? Ты не забылся? – рявкнул я. – Главного лекаря сюда, живо! Пока я не велел со всех вас шкуру содрать!

– Оман, с возвращением! – раздался вскоре лебезящий голос главного лекаря. – Вас беспокоят ваши раны?

– Объясните мне, когда наложница беременна, что она испытывает во время беременности? – спросил я.

– О! Неужели нас скоро ожидает великая радость? Я немедленно отправлю лучших лекарей, чтобы постоянно наблюдали за девушкой. – Угодливо улыбался и суетился главный лекарь. – Беременность будущей лари – процесс очень болезненный и опасный...

– То есть вы об этом знали? – спокойно Берс, разорвëшь его потом, пусть сначала на вопросы ответит.

– Конечно, знал, иначе бы я не стал главным лекарем. – Улыбается без пяти секунд мертвец.

– Берс, сынок, о чём речь? Почему ты не зашёл в мои покои? – на весь коридор спрашивает мать, которую видно только разбудили, потому что только халат накинут на ночную рубашку.

– Майриме, идите в свои покои, я зайду позже. – Не дал себя обнять я.

– Но что тут происходит? – продолжает спрашивать она.

– Майриме! – повысил голос, еле себя сдерживая. – Я сказал, вернись в свои покои!

– Что... Я... Да, конечно. – Растерялась мать, но быстро взяла себя в руки и ушла, только окинув меня обиженным взглядом.

– А сейчас, раз вы так хорошо знаете особенности беременности, то наверняка ваши лучшие лекари следили и за здоровьем лари Ираидалы, когда она вынашивала моих детей в первый раз. Позовите. Я хочу задать им несколько вопросов. – Вернулся я к главному лекарю, стремительно бледнеющему с каждым моим словом. – Так, кого именно, вы отправили к лари Ираидале, когда стало известно, что она забеременела?

– Я... Я...

– Вспоминайте быстрее! – потребовал я.

– Никого, оман. Но лари, тогда ещё наложница, не просила... – запинался главный лекарь.

– То есть вы, зная насколько это болезненный и опасный процесс, по вашим же словам, оставили девушку без присмотра и помощи? Ждали, когда она попросит помощи? Впервые забеременев и сама не понимая, что происходит? – меня начинало колотить от осознания, что Ираидала просила помощи, просила! Только у меня! А я счёл капризами и желанием привлечь к себе внимание, разыгранными представлениями. – Кто роды принимал.

– Я принимала, – сделала шаг вперёд настолько старая лекарка, что выглядела старше матушки Вали́.– Ну как принимала... В моём возрасте уже тогда и глаз не тот, и руки подводят. Да и поздно помогать-то было. Лари никто не сказал, не объяснил про схватки. И что ходить-то это хорошо, но не дальше порога комнаты. А она в сад, да поздней осенью... Если б не тот смертник и девчонки её, служанки которые, родила бы у нас лари детей, как сучка щенят, под кустом в саду! А что помощи просить... Так видно не ждала уже. Мы ж только когда илсира и ирлери к обычной пище приучали, узнали, что лари их кровью кормила.

– Зачем? – опешил я.

– Да уж явно не по своей воле. – Усмехнулась лекарка. – Детишки то с отличным аппетитом были, да родились как положено, с клычками, а ей, откуда знать, что сцеживать надо было, да с рожка кормить? Вот дети клыки о материнскую грудь и чесали. Грудь, между кормлениями подживëт, а как кормить опять в кровь. Как девка только выдержала, ума не приложу. Оттого она новой беременности и боялась больше смертной казни.

Боялась... Даже слушать это всё было страшно. А я повидал немало. Что же тогда говорить о молоденькой девочке, которая всё это пережила? И я ещё тратами из казны попрекал? Да после такого она дверь в казну с ноги открывать должна была и по первому требованию все, что душе угодно получать. Конечно, марионы отца после пережитого показались ей недостойными. Боялась забеременеть, но, тем не менее, по словам Таргоса, была единственной, кто не принимал ту дрянь, от которой мой гарем превратился в бесполезный курятник. Хотя вот её упрекнуть в подобном решении даже язык не повернулся бы. И, тем не менее, вторая беременность была...

– Кто из лекарей был здесь, когда служанки госпожи Ираидалы пришли просить о помощи в ночь, когда её отравили? – глухо спросил я, про себя признавая, что начинать надо с себя. Ведь это ко мне прибежала одна из её служанок с просьбой заставить лекарей сделать хоть что-то. И опять я не стал разбираться.

– Мы, господин. – Раздалось из толпы. – Но мы были заняты...

– Что? – обманчиво спокойно спросил я. – Это чем?

– Я изучал труды знаменитых лекарей прошлого, а Сирик готовил крем для рук одной из наложниц. – Ответил мне лекарь, обманувшись тоном моего голоса.

– Сколько времени прошло между тем, когда вас попросили прийти к лари, и когда вы, наконец, соизволили откликнуться? – спросил я у понявших свою ошибку лекарей.

– Около шести часов. Целительница Арахи вернулась из города, где навещала детей в свой выходной, и именно она откликнулась на просьбы Фарли и Гульнизы, служанок лари. Но к тому моменту, сохранить беременность лари Ираидалы было невозможно, а вопрос стоял, выживет ли сама лари. – Ответил мне подошедший Таргос.

– Тех, кто посчитал, что могут не реагировать на жалобы лари на самочувствие и не оказавших всю необходимую помощь, вместе с главным лекарем удавить. Целительница Арахи, примите на себя лекарские заботы. В случае необходимости, обращайтесь в целительский городок. Матушка Вали́ и её ученики не откажут. – Отдал я распоряжение, не обращая внимания на испуганный визг главного лекаря и мольбы остальных.

– Стоять! – крикнул Таргос уже подошедшим к жертвам евнухам. – Господин, я прошу отменить ваше решение. И передать этих лекарей мне, с целью выяснения, не сделано ли всё это было специально, по злому умыслу или в чьих-либо интересах.

– Спасибо, что остановил, Таргос. – Признал я правоту молочного брата. – Забирай, они в твоей власти. Для меня они умерли.

Ритуальная фраза, означавшая одно, смертный приговор. Мои шаги разносились по каменным коридорам, да ещё и бессмертные, стоявшие в карауле по всему дворцу, выкрикивали титул и моё имя по мере моего приближения. Я шёл разбираться во всём до конца.

Но уже сейчас знал, что чтобы я не узнал у казначея, наказать Ираидалу за приписанные себе обозы, я не дам. И тут я даже с шага сбился. Эти её слова передал отцу Файрид, который чувствует ложь. Услышав от Ираидалы, что это она собирала обозы, брат не усомнился. А значит...

Я виноват. И вина эта только усугублялась все последние годы. Вспомнилась моя гордячка, какой я видел её в последний раз, злое, изумрудное пламя глаз, упрямо вздëрнутый подбородок и голос, уверенный и холодный. Впервые на моей памяти, Ираидала назвала меня просто "оманом". Видно обида в ней говорила тогда нешуточная, раз она лишила меня титула повелителя своего сердца. Для многих мелочь, для неё важное.