— Из мамкиного сундука, — подмигнул он нам. — Давай, комиссар, перевяжу.

— Не надо. У меня уже все прошло, — отказался Петька.

— Ну, как хочешь. — Сережка спрятал бинт. — А ты, Юрка, знаешь, что бывает, когда солдат на посту заснет?

— Н-не знаю, — Граф посмотрел на брата широко открытыми невинными глазами.

— Такого солдата арестовывают и за измену посылают под суд военного трибунала! Вот мы и будем тебя сейчас судить.

— М-меня судить н-нельзя.

— Почему нельзя? Очень даже можно.

— Нельзя! Я н-не ваш солдат. Я — противник. Как же будете м-меня судить? Скажите спасибо, что я задремал и не стрелял в вас! Вот!

— Хитер. Ловко вывернулся! — захохотал Петька. — А все-таки, Граф, как можно так воевать — пяткой?

— А на в-войне не разбирают. Бьют ч-чем п-попало.

— Опять изловчился. Ну и Граф! За тебя голыми руками не ухватишься.

Сережка сунул свою трещотку под мышку и встал:

— Надо собрать побольше ребят и тогда война будет интереснее. Ну, бой окончен. Пойдем, закроем штаб.

Мы спрятали оружие в вагон и навесили на дверь старый замок.

Глава седьмая

ЧТО ТАКОЕ ВНОС?

С утра небо обложило серыми клочковатыми облаками, и зарядил дождь. Мать ушла на работу, я валялся на диване с книжкой. Потом читать надоело — глаза устали, да и книжка попалась неинтересная. Поев на кухне картошки с подсолнечным маслом и заперев дверь на замок, я отправился к Сережке.

У Ванеевых никого из взрослых тоже не было дома: ушли на работу. Граф возился с игрушками на полу, Сережка стоял у окна и рассматривал какой-то конверт.

— Нам письмо, — сказал он, когда я вошел. — Только что принесли.

— От кого?

— С фронта. Видишь — штамп: полевая почта номер 3821, литер «П». Интересно… от кого же? Верно, от отца. От него давно писем не было… Уж не случилось ли с ним чего? Только вот номер почты не тот… И почерк не батин.

— А может, это от того, кому попала наша посылка?

— Может быть, — согласился Сережка. — Я и забыл про посылку!

Он хотел было вскрыть конверт, но я сказал:

— Погоди минутку. Надо Петьку позвать.

— Зови! Тогда и распечатаем.

Петька подметал пол сухим веником, и в комнате у него стояла туча пыли.

— Надо было веник намочить! — сказал я ему. — Кончай мести. Пойдем письмо читать.

Петька бросил в угол веник, и мы спустились на первый этаж, к Сережке. Сели за стол, Сережка вскрыл конверт. Граф, строивший в углу хитрое сооружение из кубиков и спичечных коробков, тоже подошел к нам. Его разбирало любопытство. Сережка положил на стол пустой конверт, и Юрка схватил его.

— Не трогай! — прикрикнул брат.

— Очень нужно! — Граф надулся, но положил конверт на место.

Сережка развернул письмо, быстро пробежал его. По выражению его лица я понял: пишет не отец.

— Бумага из тетрадки в клеточку. Написано химическим карандашом…

— Да читай! — нетерпеливо толкнул его локтем Петька.

— Почерк красивый, — Сережка нарочно тянул, испытывая наше терпение.

— Давай, я прочитаю! — не выдержал Петька и хотел взять письмо, но Сережка отстранил его руку и стал читать:

«Здравствуйте, дорогие ребята — Петя, Сережа и Коля! Шлем вам с фронта пламенный комсомольский привет и нашу благодарность за посылку. Ее мы получили 12 июля. Распечатали, прочли письмо и были приятно порадованы подарками.

Если бы вы знали, как дорога для нас каждая весточка из тыла! Весь советский народ отечески заботится о тех, кто воюет с ненавистным врагом, и мы всегда это помним и высоко ценим. Такая забота удесятеряет наши силы, прибавляет бодрости и стойкости.

Фронт и тыл живут одним: поскорее разгромить врагов и вернуться к мирному труду. Мы верим: Победа близка!»

Дальше фронтовики сообщали в письме, что полученными подарками поделились с бойцами соседней части:

…«Мы передали бойцам-артиллеристам платочки, бумагу, конверты, табак и папиросы (сами мы не курим). Командир батареи шлет вам благодарность и привет».

Сережка прервал чтение. Мы переглянулись: почему они не курят?

— Верно, все бросили по уговору, — заметил Петька.

Сережка стал читать дальше:

«Все девчата нашего подразделения живут дружно, одной семьей…»

— Девчата? — воскликнули мы в один голос. — Вот так штука!

«Служим мы на посту ВНОС, в прифронтовой полосе. Мы, хотя и не на самой передовой, но служба у нас очень ответственная. Еще и еще раз большое вам спасибо! Желаем хорошо отдохнуть летом, а с осени как следует взяться за учебу. Давайте и в дальнейшем писать друг другу о том, как мы живем.

С боевым приветом!

По поручению бойцов отделения службы ВНОС Таня Любезнова».

— Вот так история! — огорчился Сережка, дочитав письмо. — Посылали посылку бойцам, а получили ее девчонки!

— Не девчонки, а девушки, — поправил Петька. — И они тоже ведь воюют. Это даже очень интересно, что посылка попала к девушкам.

— А что такое ВНОС? — спросил я.

Никто из нас не имел понятия об этом. Граф, молчавший до сих пор, подал голос:

— Н-н-ну кому-либо д-дали в нос. Немцам…

Сережка схватил Юрку за нос и потянул его:

— Сам ты немец. Айда к Василию. Он все объяснит.

Василий вспомнил свое довоенное ремесло и поступил в сапожную мастерскую. Она находилась на улице Челюскинцев, в старом доме, вросшем в землю так, что окна первого этажа были почти на уровне тротуара. Мы частенько навещали Василия. Он сидел за низеньким верстаком у окошка и бойко стучал молотком, вгоняя в подошву ботинка или сапога деревянные шпильки. Во рту у него вечно торчали то шпильки, то гвоздики. Он ловко хватал их и забивал в башмак. В сатиновой рубахе, с закатанными до локтей рукавами, в фартуке из мешковины, Василий имел вид заправского мастерового. Когда Сережка подавал ему сверток с едой, он подмигивал нам:

— Как дела, вольница? Все воюем? А трофеи есть?

Поев, он опять брался за молоток или сшивал дратвой кожу. Работы мастерам хватало. Новая обувь в продаже появлялась редко, и жители Грачей ремонтировали старую, а кто имел в запасе «товар», заказывал себе сапоги или туфли по мерке.

Окно в мастерской было, как всегда, отворено, и Василий, сгорбившись над ботинком, надетым на колодку, подравнивал ножом только что прибитую подметку.

Тесня друг друга, мы всунулись в окошко, заслонив свет.

— Василий! Мы получили письмо!

— С фронта!

— Скажи, что такое ВНОС?

Василий неторопливо зачистил края подметки рашпилем, прошелся по ним рантовкой, вытер руки о