Шрифт:
Закладка:
Отбой…
К приемной перед кабинетом Виталий поднялся быстрым шагом и как раз уперся в спины высоких гостей – Гагарина, ректора Тревиса и зама Фисунова. Тревис, прежде чем войти в кабинет, обернулся, увидел Виталия и одобрительно кивнул. Полковник-хозяин, начальник капитанского курса, чью фамилию Виталий даже не пытался запомнить (за ненадобностью), был уже внутри. Секретарь командовал парой бойцов в белоснежных халатах и шапочках – накрывали на столы. Людей присутствовало больше, чем девять лет назад, поэтому принесли второй столик и сдвинули с местным. Рекруты тихонько сидели в углу, около памятного глобуса. Увидев Виталия, оба помрачнели. Ну да, ну да… Рвались в гвардию, а тут внезапно шуруп какой-то околачивается – есть отчего насторожиться.
– Прошу!
Хозяин рассадил гостей – Гагарина и начальство – в кресла, на самые удобные места, естественно. Виталий выждал, пока рассядутся старшие офицеры. Осталось как раз три свободных, тесно сдвинутых стула. Примостившись рядом с воспитателем Широких, Виталий перехватил взгляд Тревиса и, стараясь, чтобы это не выглядело слишком уж демонстративно, глянул на хронометр.
Тревис усмехнулся, вытянул шею и обратился к притихшим Левенцу и Самойлову:
– А вы, господа лейтенанты, что же? Прошу к столу, вон ваши места!
Бойцы из столовского наряда как раз вошли с двумя подносами, уставленными коньячными бокалами, естественно, не пустыми. Закуски давно уже ожидали на столе.
Ректор тем временем негромко, но так, чтобы слышали все за столом, пояснил Гагарину:
– Саша, мы тут сейчас по-быстрому произведем спецвыпуск, а потом уже…
Гагарин понимающе кивнул. Левенец и Самойлов кое-как уселись, куда было велено, – смешные оба, взволнованные, ничего не понимающие, щеки пылают, спины прямые.
«Неужели и я таким был? – подумал Виталий. – Был конечно же… Безо всяких „неужели“…»
Слово взял контр-адмирал Фисунов:
– Господа офицеры и адмиралы! Сегодня мы выпускаем во флот и войска пополнение! Шесть тысяч – почти шесть тысяч молодых лейтенантов, тех, кто поддержит и продолжит наше дело сначала бок о бок с нами, а потом и без нас. Предлагаю тост за этот праздник и за наше будущее – вот этих вчерашних мальчишек, сегодняшних мужчин и завтрашнюю нашу надежду. Ура!
Бокалы с легким звоном сдвинулись. Виталий глотнул – коньяк был просто фантастический, теперь он мог это оценить. Покосился на своих рекрутов – те держались молодцами. Коньяку пригубили, выдержали паузу, дождались, пока начальство примется закусывать, и лишь после этого сами загрызли тем, до чего удобнее было дотянуться. Фисунов, словно бывалый тамада, дал народу несколько минут, затем встал вторично.
– Лейтенант Самойлов!
– Я!
– Лейтенант Левенец!
– Я!
Оба рекрута умудрились встать так, что стулья не загрохотали друг о друга.
– В зале вам были вручены мобпредписания, они подлинные. А шевроны вам выдаст ваш новый начальник, капитан Можаев. Приказываю поступить в его распоряжение немедленно.
Контр-адмирал сделал небольшую паузу, поднял бокал на уровень глаз и торжественно добавил:
– Служите с честью!
Виталий тут же вручил каждому по шеврону, тихо радуясь, что оба лейтенанта их взяли, хотя рожи при этом состроили кислее некуда. Ну а раз все сложилось без неуместных вопросов, как раз следовало уходить. Поэтому Виталий, не теряя темпа, обратился к Тревису:
– Разрешите отбыть, господин вице-адмирал?
– Ступайте, – кивнул тот с легкой улыбкой. – Служите с честью!
Совершенно неожиданно все за столом чуть ли не хором повторили это: «Служите с честью!» Получилось чуть пафосно, но без перебора и на удивление уместно.
Виталий взглядом показал рекрутам, что нужно допить коньяк, опустошил свой бокал и окончательно вышел из-за стола. Майор Широких и сам все понял, тоже встал.
Перед выходом Виталий обернулся, выдал обязательное: «Благодарю!», услышал не менее обязательное: «Удачи!» Полковник Никишечкин позволил себе даже юморное: «Заглядывайте еще!»
Только Гагарин не проронил ни слова во время этих церемониальных прощаний, но оно было и к лучшему.
Наконец-то выбравшись в приемную, Виталий облегченно выдохнул и решил с ходу подбодрить новоявленных шурупов родимой R-80:
– Не боись, кадеты, все не так плохо, как кажется!
Те угрюмо глядели на него. Левенец до сих пор сжимал в левой руке общевойсковой шеврон, а Самойлов, видимо, спрятал свой в карман.
Виталий вздохнул и заговорил снова:
– Сейчас мы вернемся в казарму, где вы заберете личные вещи и переоденетесь. А потом мы улетим.
– Переоденемся? – процедил Левенец мрачно.
– Улетим? – переспросил Самойлов. – Без бала?
Тут решил вмешаться Широких.
– Разговорчики мне! – буркнул он ничуть не грозно, скорее, как безмерно любящая шебутных внуков бабуля, но в то же время бесконечно от них уставшая.
Разговорчики тем не менее прекратились. В полном молчании спустились вниз, к адмиральскому подъезду и так же молча погрузились в кары – Виталий с Самойловым в головной, воспитатель с Левенцом – в замыкающий. И к западному главзданию подъехали тоже в безмолвии.
Виталий невольно сравнивал собственное поведение девять лет назад с поведением кадетов. В определенном смысле им было легче – Виталию пришлось справляться с обрушившейся несправедливостью в одиночку. Ну и с некоторым малодушием думалось, что ему, седьмому на курсе, было морально труднее. Ему по определению следовало отобраться в гвардию. Сидящий рядом Самойлов на своем потоке финишировал шестьсот вторым. Закончи обучение так же сам Виталий, он, скорее всего, угодил бы в шурупы естественным образом. Причем в шурупы настоящие, а не R-80. Да, форму он носил бы флотскую, возможно, даже летал бы…
И вдруг Виталий сообразил, что обладатели флотской формы в шурупских частях вряд ли пользуются большой любовью или хотя бы элементарной симпатией. Зависть снизу вверх всегда страшнее презрения сверху вниз. Как-то раньше это не приходило ему в голову. И вообще, может, именно с этим и связана маскировка всех спецподразделений под шурупов? И кадетам на самом деле надо радоваться, что им придется расстаться с повседневной флотской формой? Хотя стоп, про форму они еще не знают, это только после переодевания…
Тогда получается, что у обладателя итогового шестьсот второго места нет особого повода унывать. Самойлов и не унывал, насколько мог заметить Виталий. Ну так, самую малость, да и то лишь в силу того, что заранее смирился с непопаданием в гвардию, а вспыхнувшая было надежда слишком быстро угасла, чтобы оставить заметный след в душе.
«Приедем в казарму, – подумал Виталий, – надо будет за Левенцом понаблюдать. Ему-то прямая дорога в гвардию светила, ему
