Иду с друзьями домой. Фрейлины нас не дождались, зато гвардейцы с нами. Мощное прикрытие. Старший Ерохин быстро оценил на своей шкуре навыки младшего, которые тот получал в секции дзю-до, и сам туда записался. И своих клевретов затащил при моём горячем одобрении. Два года занятий это срок.

— Не понимаю! — Возмущается Катя, когда я изложил разговор у дэрэктора, то есть, директора. При гвардейцах говорим по-русски.

— Почему они на их сторону встают? — Продолжает Катя.

— Те двое избиты до полусмерти, — замечаю в ответ, невольно вставая на сторону педагогов, — в больнице лежат. Как их виноватыми сделаешь? Их не накажешь, они пострадавшие.

— Так что? Теперь вас наказывать?

— А как? — Широко ухмыляюсь, а Ерохины покатываются со смеху. — Димон, что тебе отец скажет, когда узнает, что ты морду какому-то курду расколотил?

— Скажет «молодец, сынок!», — ухахатывается старший. — Так их, черножопых…

Я страшно доволен сегодняшним днём, редко когда удаётся с таким толком время провести. И на душе умиротворение, как всегда бывает, когда суровое добро наказывает наглое и жалкое зло. Иначе, зачем жить?

8 сентября, школа.

Самая большая перемена на время обеда. Целых полчаса.

— Мирзо, — авторитетно говорит однокласснику спортивного вида шатён из десятого «Б», — не уходи, дело есть.

Согласно кивает ещё один крепкий десятиклассник. Троица парней сразу из столовой сворачивает к выходу на улицу. Тыловая часть школы это асфальтированный плац, ограниченный с трёх сторон.

— Сюда, Мирзо, — одноклассники подталкивают курда к трём уже собравшимся его землякам.

За ними выходят ещё и ещё. Через пять минут все семь человек, включая мелкого Джавдета или как его там, собраны. Девчонки нас, разумеется, не интересуют.

— Все собрались? — Выхожу вперёд. — Слушайте внимательно, у нас мало времени. Вы будете вести себя в школе и не только в школе прилично. Чтобы я больше ни от кого не слышал «щас приведу братьев, они тебе устроят»! Это мы вам устроим, если надо будет. Если кто-то хочет подраться, милости просим. После уроков на стадион, свидетелей с собой. Один на один, двое на двое, как угодно. Если приведёте в школу кого-то со стороны, лучше сами из школы уходите, вам тут не жить. Всё понятно?

А что не понятно, можем не только словами объяснить. Но это они и без слов уже понимают. По глазам вижу. Всё, надо уходить, скоро звонок и впереди биология. Есть ещё одно дело, но с ним завтра. Не все камни по адресам раскидал…

Курдская диаспора впечатляется. Позыркивают глазёнками, но молчат. А что они скажут? Их семеро, нас тут против них человек пятнадцать. И это только тех, которые хоть сейчас готовы к бою. Есть ещё мелочь всякая, вроде Сверчка, девчонки, среди которых маскируется Зиночка. Если взрослые тормозят, то ассимиляцией нацменьшинств сами займёмся. Кто, если не мы?

Окончание главы 1.

Глава 2. Очередные камешки

10 сентября, школа

Опять кабинет директора! Придётся в расписании дня время обеда сдвигать, если так дальше пойдёт. Сегодня во время перемены положил ему на стол цидульку, теперь расхлёбываю то, за что боролся.

Математичка с нами, раскрасневшаяся от злости, и Нелли.

— Если я поставила тебе четвёрку, значит, именно такую оценку ты и заслужил! — Чеканит Людмила Петровна.

Жалобу директору на неё нарисовал. Ишь, чего удумала, оценки мне снижать по своему капризу. Это в тот день, когда мы курдов в классе по полу размазали.

— Не вижу логики, — ага, давай, переговори меня! — Хотите сказать, такого никогда не бывает, что учителя завышают или занижают оценки? Да сплошь и рядом!

— Это всё-таки редко происходит, — мягко замечает директор.

— Да какая разница, Пал Михалыч? Происходит же! Вот и сейчас такой же случай.

Нелли сидит тихо, как мышка. Кажется, она математичку побаивается. Директор, по-моему, тоже опасается.

— Яйца курицу не учат! — Надменно отчеканивает математичка. Зуева, кстати, её фамилия.

— Зачем вы директора яйцом обзываете? — Вопрошаю недоумённо. — Да и о себе тоже… курица, надо же…

Нелли еле сдерживается от хихиканья, математичка немеет, а я объясняю:

— Это Пал Михалыч вас должен поправлять и учить, поэтому ему и жалуюсь. Не примет мер, в городское управление заяву накатаю.

Пока математичка багровеет, а Нелли прячет улыбку, директор пытается взять дело в свои руки. Только что ведь угроза по его адресу была. Хоть и завуалированная. Не нужны ни одному начальнику жалобы наверх.

— Объясни, Колчин, почему ты считаешь, что тебе занизили оценку?

— А как оценивается работа школьника? По правилам или от фонаря? Разве нет инструкции? — Бить оппонента надо его же оружием. Директор во многом не педагог, а чиновник. Регламент, директива, инструкция, ЦУ сверху для него всё.

— К примеру, контрольная работа из пяти заданий. Выполнил всё без ошибок — пять. Ошибся и неправильно решил одну задачу — четыре, справился только с тремя задачами — три. Разве нет?

— Всё правильно, — подтверждает директор. Зуева фыркает, но не спорит.

— Меня вызвали к доске, дали задание. Пока я его делал, не получил ни одного замечания, ни одной подсказки, ответ возражений у Людмилы Петровны не вызвал. Она посмотрела, опять-таки не задала ни одного вопроса, не поправила ни в чём. Сказала: садись, четыре. И как это понимать?

— Задание несложное было. Слишком легко ты хочешь пятёрки зарабатывать, — парирует, вернее, ей кажется, что парирует Людмила Петровна.

— Если вы поставили оценку, значит, задание было на оценку. Так ведь? Вы же математик, с логикой должны дружить? — И после риторического вопроса удар в лоб. — На каком основании вы вдруг применили не пятибалльную систему, а четырёхбалльную? Кто мешал вам задать дополнительный вопрос, если задание, по вашему мнению, слишком простое? И почему простое? Для кого? Для вас? Для меня лично все задания простые, я ради развлечения перерешал задачи со звёздочкой до половины учебника. Выходит, я теперь совсем пятёрки не достоин, потому что для меня всё легко? А чтобы пятёрку у вас заработать, мне что, диссертацию надо написать?

Завалил её беспощадными вопросами. Это не просто, а очень просто. Если ты прав,