кафе. Она, конечно, не поверила ни одному слову из бессвязного путаного рассказа о происшедшем в тот вечер. Больше всего ее возмутила ложь. В конце концов, не хочет говорить — не надо. Но врать с ясными глазами, ни во что ее не ставить. Она так ему и выдала. Андрей ничего не ответил, замкнулся. Тогда Нина не попрощалась и ушла, он не пытался ее удержать, долго смотрел вслед, а когда скрылась — побрел домой.

Навстречу ей шел и широко улыбался Олег.

— Ты чего с утра зареванная? — поинтересовался он.

— Мелочи жизни, — сквозь слезы сказала Нина и попыталась улыбнуться. — Что произошло между вами?

— Ты хороший парень, Нинок, — ответил Олег и хлопнул ее по плечу. — Извини, я опаздываю на семинар.

Андрей позвонил в пять, когда она уже немного успокоилась, и попросил прийти на их место к семи.

...Около телефонной будки остановился «Москвич», из него выпорхнула симпатичная девушка, подошла к ним.

— Извините, пожалуйста, у вас не найдется двушки?

Андрей порылся в карманах, протянул ей монету. Она поблагодарила, вошла в будку без двери, набрала номер.

— Ты хотел мне все рассказать?.. — с надеждой спросила Нина.

— Да. Хотел, но не смогу. Сейчас, во всяком случае.

— Фарида! — громко говорила в трубку девушка. — Ты слышишь меня? Это я, Света. Фарида, миленькая, позвони мне домой и скажи отцу, что дежурю вместе с тобой. Ты номер не забыла? 91—40—36. Я рано утром подъеду. Ну, пока! — Она повесила трубку и побежала к машине.

— Полное падение нравов, — ни к кому не обращаясь, произнес стоящий около будки высокий худой старик. — Но зло должно быть наказано. У вас нет двушки? — спросил он.

Андрей дал старику монету, и после того, как тот вошел в будку, сказал:

— Очень накладно стоять здесь, разориться можно. Пойдем пройдемся.

— Зачем ты звал меня? — сердилась Нина. — Если считаешь возможным скрывать что-то, не мучайся и не напускай на себя трагизма.

— Алло! Здравствуйте. Это отец Светы? — кричал в телефонную трубку старик. — Вы меня слышите? Плохо? Сейчас вам позвонит Фарида. Фа-ри-да. И скажет, что Света дежурит с ней. Так вы не верьте: она с каким-то типом на «Москвиче» умотала. Наверное, домой к нему ночевать.

— Подонок, — сказала Нина вслед старику, который аккуратно повесил трубку и не спеша пошел по аллее. — Мы сейчас должны ему об этом сказать, Андрей, немедленно.

— Спятила? Что сказать?

— Ты разве не слышал? Он — подонок. И мы это скажем ему.

— Между прочим, подслушивать чужие разговоры — поступок, который тоже нельзя отнести к числу праведных.

— Но ведь он кричал громко, этого нельзя было не слышать.

— Ах, кричал! Ну тогда надо было заткнуть уши.

— Вот в этом ты весь. Тебя таким и надо изваять — с заткнутыми ушами и зажмуренными глазами. И после этого я должна поверить, что ты избил Олега.

— Собственно, против чего ты восстала? Старик не терпит того, в чем ты меня обвиняешь. Лжи он не терпит. Так отчего же он тебе не нравится? Не вижу логики.

— Это подло!

— Позволь, в чем тут подлость? Открыть отцу глаза на блудную дочь? С каких пор честность стала подлостью? В школе, помню, мы устраивали «темную» Толику Полупанову за то, что он сказал правду — назвал зачинщиков, уговоривших нас сбежать с урока. Били за правду. Усекла? Трусы, и за свою трусость били другого.

Почти час уже длился допрос Олега, но выяснить обстоятельства, при которых его избили в тот вечер, не удалось. Даже в тех случаях, когда вопросы следователя показывали несостоятельность его позиции, Олег продолжал настаивать на своем: его избил Андрей.

Становилось все более очевидным, что Олег лжет, впрочем, как и Андрей, но каковы мотивы?

Туйчиев вспомнил, как во время очной ставки перехватил взгляд Олега. Он смотрел на Андрея, и не было в этом взгляде ни злобы, ни ненависти, в нем отчетливо выражалась брезгливость. Однако попытка следователя выяснить природу такого отношения оказалась безуспешной. Все, кто знал ребят, единодушно утверждали: они — давние и близкие друзья.

Туйчиеву рассказали, что два года назад вечером возле дома Андрея ограбили трое подростков, сняли часы. Олег сидел с двумя соседскими девчонками и бренчал на гитаре, когда во двор вбежал взбудораженный Андрей. Не дослушав, Олег спросил, в какую сторону ушли грабители, бросил девчонкам гитару и помчался в погоню. Минут через пятнадцать он вернулся и протянул Андрею часы. К тому времени Олег уже был перворазрядник-боксер.

Он рос в семье, которую принято называть неполной: родители расстались, когда он был маленьким. Мать работала заведующей небольшой аптекой. В доме был достаток, но сына не баловали. Он частенько проявлял юношеский максимализм, не признавал компромиссов. Правда, в реальной действительности ему подчас приходилось отступать от своих принципов, и тогда он страдал, хотя понимал: чрезмерная прямолинейность в жизни не дает возможности увидеть и понять ее оттенков. Олег пытался выработать четкую линию во всех случаях жизни. Бескомпромиссность все чаще приводила к ошибкам и, самое обидное, к репутации тяжелого, конфликтного человека.

Нелегко ему было и в эти дни. Все одолевали одним вопросом: как получилось, что Андрей избил его. То, как он объяснял, вызывало сомнение. Даже мать, выслушав его, горько сказала: «Как бы эта история не окончилась плохо для тебя!» Чувствовал Олег и недоверие следователя, чувствовал и внутренне возмущался: «Почему, почему все считают, что этого не могло произойти. Только потому, что я сильнее? А если вас, — доказывал он воображаемому оппоненту, — сзади ударили по голове? Тогда наверняка поверили бы. Разве непонятно, что у нападающего всегда преимущество — неожиданность для того, на кого нападают».

— Давайте все же уточним, — предложил Туйчиев, — чем конкретно обидел вашу девушку Андрей?

— Я предпочел бы не конкретизировать, — сухо ответил Олег, — мне неприятно.

— Почему же нет никакой обиды на него у Тамары?

— Он не ей, а мне высказал свое мнение.

— Это было до ресторана?

— Нет, в ресторане. Мы, простите, пошли с ним в туалет и на пути туда он сказал.

— Почему же вы решили выяснить с ним отношения не сразу, да еще в хоздворе?

— Я обдумывал.

— Что?

— Как поступить.

— И решили расправиться силой.

Олег замялся, беспокойно