— Ка-к-кая монета? — с трудом вымолвил он.

— Да я тебе вот уже час как толкую: ложки не хватило, я взяла у тебя в кляссере монету. Там были две совершенно одинаковые, я и подумала: зачем тебе две?

Змея, шипя, ужалила его и снова взобралась на ободок серьги, а он как-то неловко, боком, начал оседать на диван.

— Вовочка! Что с тобой? Что с тобой, Вовочка? — запричитала Полина, бережно подложив под голову мужа шелковую подушку. — Тебе плохо? Сердце? Капли дать? — Она накапала сорок капель валокордина, присела рядом. — Эти командировки тебя доконают. Может, «скорую» вызвать?

— Возможно, она уже не успеет... — прохрипел Барабанов.

Лишь через час он пришел в себя и отправился к Зарецкому.

Примерно в то же время в другом конце города собирался в гости к Зарецкому еще один человек — нумизмат Виталий Николаевич Петрунин, преподаватель математики индустриального техникума. Собственно, ему еще до конца не было ясно, состоится ли визит. Высокий, худощавый, начинающий седеть брюнет, он стоял у трюмо и нервно пытался завязать галстук, — у него ничего не получалось, плохое предзнаменование. Дикая ситуация: чем старше он становился, тем больше ограничивалась его свобода. Прямое нарушение конституционных гарантий, думал он. Виталий Николаевич женился поздно, и поэтому процесс привыкания к оковам супружества проходил у него болезненно. Привыкший распоряжаться собой и своим временем по собственному усмотрению, он внезапно оказался перед выбором — выдерживать изнурительные сцены Нины Сергеевны или сидеть, словно на привязи, дома. Жена справедливо полагала, что ему должно быть интересно с ней. Домоседка, она удивлялась, какие дела могут влечь супруга и уводить от уютного семейного очага. Его хобби вызывало искреннее недоумение: взрослый мужчина возится с какими-то никчемными медяшками. И несмотря на неоднократные объяснения, она упорно называла его почему-то филамизматом, а он, естественно, возмущался.

Несколько месяцев назад его институтский сокурсник Клим Сорокин устраивал мальчишник, и Виталий Николаевич с сожалением сказал: «Я не смогу: до́ма, знаешь...» — И многозначительно махнул рукой.

Клим удивился:

«Ну ладно, на холостяцкую вечеринку тебя не пустят, но на свадьбу-то разрешат пойти?»

«Какая свадьба?» — не понял Петрунин.

«Сейчас мы тебе выпишем увольнительную. — Сорокин подошел к газетному киоску и купил открытку с изображением на ней двух обручальных колец. — У вас на работе есть холостые или незамужние члены коллектива?»

Выяснилось, что есть. Сорокин тут же заполнил четким чертежным шрифтом приглашение на «торжество по случаю бракосочетания Сергея и Веры».

«Адрес укажем подальше, в новом микрорайоне с непроторенными автобусными маршрутами. Скажешь, грязища там по колено, а таксисты не хотят везти: обратно порожняком надо ехать. Ты же сам говорил, что жена никуда не ходит, не любит ходить. Вот тут ты сразу двух зайцев убьешь. Тогда уж точно не поедет — это во-первых, а во-вторых, посидим капитально. Потом скажешь — выбраться не смог на большую землю».

Все прошло гладко, в строгом соответствии со сценарием Сорокина. Петрунину понравилось, и он еще несколько раз выписывал себе увольнительную на свадебных открытках. Но месяц назад отработанный до мелочей вариант дал сбой, причем по его вине. Днем позвонил Сорокин, намечалась пирушка.

«Ты знаешь, Нинуля, — протягивая приглашение, пожаловался Виталий Николаевич, — эти свадьбы мне начинают надоедать. Да и расходы на подарки. А не идти нельзя. Кровная обида будет».

«Позволь, — жена подозрительно вскинула брови. — Вера и Сергей? Да ведь ты уже был на этой свадьбе. Месяца три назад. Я и адрес запомнила».

Угораздило же! Надо срочно искать выход.

«Понимаешь, я и говорить-то тебе не хотел. Не повезло Сереге. Первая жена через месяц ушла от него».

«И он так быстро оправился от удара?»

«Молодежь сейчас вся такая, долго не печалится», — заверил Виталий Николаевич.

«А он что, специально выбрал девушку с таким же именем, как у первой жены?» — невинно осведомилась Нина Сергеевна.

«Наверное, просто совпадение, — после некоторого раздумья сказал Петрунин. — А может, просто захотел, чтобы напоминала. Хотя, — спохватился муж, — чего напоминать-то, если ушла».

И тут жена сделала ход конем.

«Хорошо, — решила она. — Пойдем».

Его как током ударило.

«Ты тоже?» — тихо удивился Петрунин.

«Почему бы и нет? Ведь здесь написано «Приглашаем Вас с супругой». Я пошла собираться».

«Да, да, конечно», — от волнения согласился муж.

Но тут же пришлось признаться во всем, и с тех пор он прочно — может и навсегда — вышел из доверия. Однако сегодня он идет к Зарецкому: это не пирушка, а серьезный разговор. Но Нина Сергеевна на высоких тонах все пилит и пилит его.

Наконец он прибегает к последнему средству.

«В искусстве средних веков гнев аллегорически изображался в виде женской фигуры с петухом за пазухой и розгами в руке».

Она на секунду затихает, украдкой бросает взгляд в зеркало и, не обнаружив никаких «аллегорических» признаков, кричит ему в открытую дверь:

«Тебе придется выбирать между мною и ею!»

«Ею — это кем?» — спрашивает он уже с лестницы

«Филамизматикой твоей...»

«Я выбираю ее», — негромко, но внятно объявляет он и в ярости вылетает на улицу.

Проще, чем всем, было выбраться к Зарецкому Игорю Павловичу Мезенцеву. У него, старого холостяка, в избытке имелось той самой свободы, о которой мечтал Петрунин и давно забыл Барабанов.

Коллекционированием монет Мезенцев увлекался еще в студенческие годы. После окончания гидротехнического факультета ему предложили выбор: Голодная степь или должность инженера в проектном институте. Променять городскую квартиру на неустроенный быт целинника? Нет уж! Хоть там и была перспектива роста, но это еще бабушка надвое сказала. Журавль-то в небе, а синица вот она, здесь, в руках. Правда, Санька Никонов, однокашник, поехал осваивать степь, а сейчас работает директором того самого института, в котором трудится Игорь Павлович. А он достиг потолка — главный инженер проекта — ГИП. Грамотен, добросовестно служит, на хорошем счету у начальства. Всё вроде бы в порядке, но ГИП — тоже руководитель. Пусть мини-коллектива — но решения принимать хоть иногда, да надо. А характер у него не таков.

Игорь Павлович собирался неторопливо: погладил рубашку, галстук, аккуратно повесил их на спинку стула. В квартире поддерживался идеальный порядок, все блестело благодаря его стараниям. В юности он не любил заниматься хозяйством и научился уклоняться даже от тех небольших поручений по дому, которые изредка давала