С горем пополам Вард отыскал неприметную гладкую поверхность напротив дверной ручки. Зачем создавать столь скрытный выключатель, он не понимал, однако пространство залил яркий свет, и теперь предстояла нетривиальная задача по изучению местных правил поведения. Гарольд потёр горло и поёжился. Больше попадать в столь опасные ситуации по незнанию не хотелось. А теперь, судя по всему, скидок больше не сделают. С удивлением он почувствовал, что полосы от ногтей исчезли, но не мог точно сказать, когда и от чего.

Текст оказался весьма неприятным для чтения, явно старым в своей основе и составлен так, будто автор едва-едва успевал за полётом мысли. А полёт в свою очередь напоминал кардиограмму, столь сильно прыгала линия повествования. И ладно бы только это, Вард в школе учился, его таким не напугать, но мерзейший автор ко всем своим грехам упорно совал к месту и нет разнообразные метафоры! Подобное издевательство здорово трепало нервы, заставляло порой по десятку раз перечитывать одно и то же предложение, а то и пару соседних.

Дочитав третью главу, Гарольд с огромным усилием сдержался, чтобы не впасть в буйство, отложил проклятый фолиант и устало потёр виски. Со скрипом, но суть своего положения он осознал, и смог выдавить только кривую усмешку.

Сословное общество, феодализм как он есть, но с магической спецификой, чем напомнил кастовое общество с той лишь разницей, что здесь всё решала не родословная, а личная сила и потенциал. Собственно, устройство общества магов больше всего походило на военную организацию с феодальной спецификой, и осознание этого момента нервировало. Ведь если есть армия, значит должен быть и враг, а драться насмерть Гарольду не хотелось. Это только в книжках подобное может казаться интересным, захватывающим, весёлым. Но Вард слишком хорошо знал, что никто по своей воле не вступает в честную, равную драку. Отнюдь, каждый хочет иметь решающее преимущество.

Встряхнув головой, Юноша прогнал тревожные думы о грядущем. Порывшись в ящиках стола по чистому наитию, он обнаружил парочку чистых тетрадей и писчие принадлежности, что оказалось весьма кстати. Запоминать этот кошмар, однозначно написанный под действием наркотического угара, не представлялось возможным. Текст нуждался в многоуровневой фильтрации, вычленении сути из горы мусора, а после в систематизации, для более простого запоминания.

Минуты пролетали совершенно незаметно, складывались в часы, под мерный шорох ручки и листов. Извилины скрипели от натуги, но и эти Авгиевы Конюшни пали под бараньим упорством человека, желающего протянуть подольше.

В итоге семьдесят четыре страницы неметафорического бреда уместились в тридцать шесть тезисов разного размера, что прописью влезли бы в пяток листов. Собственно, Гарольд уже приблизительно помнил практически всё, что вычленил из этих глав. Но всё равно решил прерваться. Поднявшись, он с хрустом потянулся, повращал корпусом, наклонился, присел. Нехитрая разминка разогнала застоявшуюся кровь, и теперь можно было заняться собой.

Во время перекуса Вард размышлял на отвлечённые темы, мысли не задерживались надолго, но неизменно вращались вокруг сложившихся обстоятельств. Одного этикета хватило, чтобы частично понять своё положение в Академии. Если раньше тут существовало дно, то сегодня он постучал снизу. Зачем Гарольд тут нужен с такими данными – огромный по важности вопрос. Книги в жанре тёмного фэнтези давали некие догадки, для чего он может сгодится, однако Вард отбросил их, как несостоятельные. С объектом жертвоприношения не заморачивались бы, просто из-за рациональности. Возможно, им не даёт поступать таким образом некая внешняя сила или свод собственных правил, понятий о чести. В конце концов жертвоприношение себе подобных не лучшим образом скажется на дисциплине и боевом духе, что в долгосрочной перспективе губительно.

Вспомнил и мать. Отношения с ней после смерти отца не ладились, так как Гарольд считал именно её повинной в маленькой трагедии. Десятилетний, он не мог понять причину частых скандалов и внезапное увлечение папы выпивкой. А затем, после очередной шумной ссоры, эта женщина сказала нечто, что не отложилось в памяти, но поразило мужа в самое сердце и заставило уйти в ночь. Вард так никогда и не узнал, было ли это самоубийство или роковая ошибка затуманенного алкоголем разума. Впрочем, такая постановка вопроса убитого горем мальчишки быстро изменилась, когда спустя всего две недели вместе с ними поселился чужой мужчина. Вард ещё не понимал всех тонкостей отношений между полами, но прекрасно слышал о разводах из-за предательства. Стало понятно равнодушие матери к произошедшему и наигранная скорбь. Расколотый надвое мир породил незаживающую рану, и вдруг новый, сокрушительный удар снёс самое важное в жизни ребёнка – веру в любовь матери. Очернил священный образ несмываемым грехом предательства и убийства. И всё же, больше у Гарольда не было никого. Сколь бы сильно не замёрзла перегоревшая сыновья любовь, она не умерла полностью, пусть напоминала бледную, уродливую тень себя прежней.

Гарольд усилием воли прервал свернувшие не туда мысли, чтобы окончательно не впасть в депрессию. И без того жизнь из хреновой грозила перетечь в невыносимую, и весьма короткую. Для отвлечения решил тщательнее осмотреть комнату.

Заглянул под кровать, но обнаружил только тонкий слой пыли. В прикроватной тумбочке нашлись часы, явно механические, заводные. Вспомнилось требование Седого прийти в шесть, так что находка пришлась к месту. Вот только достав из рюкзака телефон, чтобы посмотреть время, Вард никак не смог включить ставший бесполезным кусок пластика. А розеток вокруг что-то не наблюдалось.

Постановка вопроса заставила мозг подкинуть воспоминание о здоровых круглых часах напротив двери старика. Пусть выходить не хотелось, но по крайней мере он теперь знал отличительные черты аристократов и как к ним обращаться, чтобы не оскорбить. Уже у выхода обратил внимание на одежду и спешно переоделся.

По пути встретилось несколько парочек, которые не удостоили его даже взглядом, что только радовало. Часы отсчитали половину десятого, и Гарольд поспешил обратно, вновь оставшись проигнорированным. Только закрыв дверь Юноша понял, как напрягла эта прогулка. Затаённая угроза словно повисла над ним, а каждый встречный не сулил ничего кроме неприятностей. Быстренько выставив время, он завёл часы и установил будильник на полшестого.

Несколько раз повторив выжимку из этикета, Вард смог вспомнить суть без сильного напряжения, благо, на плохую память не жаловался. Хотелось посмотреть и другую литературу, но он даже не смотрел на названия, во избежание искушения. Нужно для начала прочесть проклятый томик, на что явно понадобится весь вечер.

Когда стрелки почти сошлись в верхней точке, Гарольд хлопнул книгой