о моем назначении, кланялся. Некоторые только отвечали мне на поклон, привстав со стула, но те, кто был полюбопытнее, брали приказ, бегло просматривали его и затем почтительно возвращали. Это было очень похоже на представление в театре. Когда я подходил к пятнадцатому по счету – учителю гимнастики, я уже был слегка раздражен многократным повторением одного и того же. Им-то что – поклонились по одному разу и все! А я проделывал это уже в пятнадцатый раз. Хоть бы кто-нибудь на миг представил себе мое состояние!

Среди тех, кому я кланялся, был старший преподаватель. Говорили, что он кандидат словесности. Ну, раз кандидат словесности, думал я, значит, он окончил университет и, должно быть, важная персона. У кандидата оказался какой-то писклявый, как у женщины, голос. Но больше всего меня удивило то, что в такую жару он носил фланелевую рубашку. Как бы фланель ни была тонка, ясно, что в ней жарко. Только кандидат словесности был в столь неудобной одежде. К тому же рубашка была красная, и это придавало ему нелепый вид. Мне потом рассказали, что он круглый год ходит в красной рубашке. Какая-то странная болезнь у него. Он же сам объяснял, что красное полезно для организма и поэтому специально из гигиенических соображений он, мол, и заказывает себе красные рубашки. Вот лишние хлопоты! Коли так, пусть бы уж кстати носил и красное кимоно и красные хакама 6.

Следующим был преподаватель английского языка – мужчина с на редкость плохим цветом лица, по фамилии, кажется, Кога. Обычно люди с зеленоватым лицом бывают тощие, а этот был бледный и разбухший. Давно, еще в те времена, когда я ходил в начальную школу, в одном классе со мной учился мальчик, которого звали Тами, по фамилии Асаи; у отца этого Тами Асаи было тоже зеленоватое лицо. Асаи был крестьянин, я все спрашивал Киё: не потому ли у него такое лицо, что он крестьянин? А Киё объяснила мне: нет, это все оттого, что он питается только одной зеленой тыквой. Когда я встречал потом человека с зеленовато-отечным лицом, я всегда думал, что это у него потому, конечно, что он питается тыквой. Учитель английского языка, несомненно, тоже ест зеленую тыкву, решил я. Впрочем, что это за тыква – я так и не знаю. Однажды я спросил об этом Киё, но она засмеялась и ничего не ответила. Видно, Киё и сама толком не знала.

Следующий, по фамилии Хотта, оказался, так же как и я, учителем математики. Это был грузный человек с бритой головой, точно бонза, и с таким выражением лица, что хотелось сказать: вот уж зловещий монах! Когда я вежливо протянул ему приказ о назначении, он даже не взглянул на него.

– А, ты вновь назначенный? Ну, приходи как-нибудь в гости, ха-ха-ха! – сказал он.

Что за «ха-ха-ха»? И кто это пойдет в гости к такому грубияну? С этого момента я прозвал его «Дикобразом».

Преподаватель классической китайской литературы был, как и следовало ожидать, человеком старых правил. Этот милый старичок сказал плавно и без пауз:

– Вчера только изволили прибыть? Наверно, утомились и тем не менее уже приступаете к преподаванию, это весьма ревностно с вашей стороны.

Учитель рисования держался совершенно так, как подобает человеку искусства. На нем было хаори 7. Обмахиваясь веером, он сказал:

– Из каких краев? Токио? Прелестно, присоединяйтесь к нашей компании Я сам тоже в некотором роде эдокко 8.

«Ну, если уж такой, как он, – эдокко, то не всякому охота была бы родиться в Эдо!» – подумал я про себя.

Понадобилось бы много времени для описания остальных, но я думаю, что и этого достаточно, все равно о всех не расскажешь.

Когда церемония с моим представлением была закончена, директор сказал мне:

– Сегодня можете идти домой. Относительно занятий согласуйте все со старшим по математике и послезавтра приступайте к урокам.

Но когда я спросил, кто здесь старший по математике, оказалось, что это тот самый «Дикобраз». Я был в отчаянии. Проклятье! Работать в подчинении у такого человека! Вот тебе и на!

«Дикобраз» обратился ко мне:

– Ты где остановился? В «Ямасироя»? Ладно, зайду, потолкуем, – бросил он на ходу и с мелком в руке направился в класс.

Выходит, он сам придет ко мне поговорить о делах. Ничего, держится по-простецки, хоть и старший! Во всяком случае, это куда лучше, чем по вызову идти к нему.

Выйдя из школы, я было сразу хотел идти к себе в гостиницу, но потом подумал, что еще успею, решил немножко пройтись по городу и побрел наобум, куда ноги понесли.

Видел префектуральное управление. Это старое здание прошлого столетия. Видел казармы. Они не лучше, чем казармы в квартале Адзабу в Токио. Видел главную улицу. Сама улица вдвое уже, чем улица Кагурадзака в Токио, и дома вдоль нее похуже. Повидимому, это был городок при замке какого-нибудь захудалого феодального владения.

Я шел и размышлял: «Жалкие люди! Гордятся, что их город, видите ли, при замке» Так, незаметно, я вышел к гостинице «Ямасироя». Только сначала кажется, что в этом городе простора много, а на самом-то деле здесь тесно. Я уже все осмотрел. Теперь нужно было пойти домой и пообедать, и я вошел в ворота гостиницы.

Хозяйка, сидевшая за конторкой, увидев меня, поспешно выскочила навстречу и, поклонившись до самого пола, сказала: «С возвращением вас». Когда я снял ботинки 9 и вошел в гостиницу, служанка доложила, что свободна самая лучшая комната, и провела меня на второй этаж.

На втором этаже была просторная комната в пятнадцать циновок 10, с окнами на улицу и с большой стенной нишей. Мне еще сроду не приходилось бывать в такой роскошной комнате, и неизвестно, случится ли такое еще когда-нибудь. Я снял европейский костюм, переоделся в легкое летнее кимоно и растянулся во весь рост на самой середине комнаты. Настроение у меня было прекрасное.

После обеда я немедленно сел писать письмо Киё. Я не мастер сочинять, к тому же и иероглифы знаю плохо, потому терпеть не могу писать письма. Да обычно и писать-то было некому. Однако Киё, конечно, беспокоилась. Она, наверно, тревожилась – думала, не погиб ли я при кораблекрушении или что-нибудь в этом роде. Пришлось постараться и написать ей длинное письмо. Вот оно:

«Вчера приехал. Нестоящее место. Лежу в комнате в пятнадцать цыновок. В гостинице дал пять иен чаевых. Хозяйка терла лбом пол. Вчера ночью не спалось. Видел тебя во сне, будто ты, Киё, ешь тянучки прямо с бамбуковыми листьями. В будущем году летом приеду. Сегодня ходил в школу, надавал всем прозвища: директору