Два стражника, чередуясь, приносили еду, забирали грязные тарелки, меняли свечу и изредка оставляли ведро с водой. Набор каждый раз что-то говорил им, хвалил за своевременность, спрашивал о погоде, о здоровье, много ли новых заключенных за последние сутки, в конце благодарил и желал всего хорошего. Но светской беседы со стражниками не выходило, они всегда молча торопились выполнить свои обязанности и уйти, редко могли пробурчать пару фраз и только. Бывало, сокамерник мычал простую, легко запоминающуюся мелодию, которая уже порядком раздражала Акциоса, поскольку он часто начинал невольно воспроизводить ее в голове.

И вот настал день, когда решетка в очередной раз озарилась ярким светом фонаря, раздался лязг ключей, дверь камеры открылась. Акциос подумал, что стражник принес еду, но за дверью стоял привратник.

– Набор, выходим, – сказал он.

Набор заворочался, осторожно встал, махнул на прощание рукой и, насвистывая себе под нос, потопал к двери.

– А я? Когда меня выпустят? – удивился Акциос. Ему показалось, уже прошел целый месяц.

– Распоряжения не было, – буркнул великан, захлопнул дверь и повернул ключ в замке.

И снова темнота. Только теперь Акциос остался один. Первое, что он почувствовал, – страх. Он долго простоял у решетки, в наиболее освещенном месте, прежде чем вернулся к койке. Сидеть в одиночестве оказалось невыносимо, и чтобы не сойти с ума, он стал вспоминать лучшие моменты своей жизни, родителей, детство, проигрывать в голове одно событие за другим, мысленно общаясь со всеми, кого представлял. Через какое-то время он начал разговаривать вслух, а когда заметил это, засмеялся.

«Что же это происходит…»

Он понял, почему Набор разговаривал со стражниками. Если пробудешь столько времени в одиночестве, будешь рад перекинуться парой-тройкой фраз с другим человеком, пусть даже он не ответит. Акциос и сам теперь пытался начать разговор, когда ему приносили еду, и всё время спрашивал одно и то же: нет ли ответа из академии? Точно ли о нем сообщили? Сколько времени прошло? Стражники молчали, и это неудивительно. Почти все заключенные что-то кричали и говорили им вслед, не будут же они разговаривать с каждым.

Мысли роем клубились в голове.

«Почему дядя так поступил? За что? Неужели тюрьма лучше, чем деревня? Он думал, я академию брошу, не доучусь, останусь в Стримвиле. Как он мог так подумать? Ах да, я ведь, кажется, так и сказал. Сам спровоцировал его, значит… Так, стоп! Это что, получается, я сам виноват, что ли? Вот уж нет! Зачем в тюрьму-то было бросать? Неужели нельзя было как-то по-другому? Как же тут плохо. Раскол! Что ж тут так плохо, а?.. А что, в тюрьме должно быть хорошо?.. Почему я должен тут находиться???»

Темнота, мертвая тишина, вечность. Акциос чувствовал себя брошенным и никому не нужным. Иначе почему за ним никто не приходит? Сколько уже прошло времени? Полгода? Наверное, в академии про него не вспомнят. Он лежал с закрытыми глазами, уже не понимая, спит он или нет. Сознание словно расширилось, распростерлось от одного края мира к другому, и заполняла его лишь пустота.

– Акциос из Стримвиля, – во тьму ворвался уже забытый голос привратника. – Выходим.

С того дня, когда Акциоса посадили в камеру, он не раз представлял, как будет выходить на свободу: расправив плечи, с гордо поднятой головой. Но сейчас сил хватало только шаркать башмаками по каменному полу. Великан выдал отнятые вещи у самых ворот, затем провел по шее чем-то холодным, отчего ошейник щелкнул и раскрылся.

Но прежде чем выйти, Акциос шагнул в сторону и дал пройти стражнику, тянущему за собой еле стоящего на ногах человека. Тот мужчина выглядел безобразно, весь грязный и растрепанный, от него разило запахом хмельного. Он неразборчиво завывал, волоча ступни по земле, а когда увидел Акциоса, растянул рот в улыбке и протянул руку. Акциос отстранился, но стражник и так не позволил бы заключенному до него дотронуться. Он тряхнул пьяницу и повел дальше, слушая его напевы. Мелодия показалась Акциосу знакомой, от нее накатывало гнетущее чувство, однако он сразу же перестал об этом думать.

– Свободен, – объявил привратник, уже приготовившись закрывать ворота.

Перешагнув порог, Акциос почувствовал, как его тело наполнилось энергией, будто кто-то разрезал связывающие его путы. Он вдохнул полной грудью свежий воздух и с блаженным удовольствием подставил лицо послеобеденному солнцу.

– Акциос!

Он открыл глаза, прикрываясь от яркого света ладонью. Перед ним, улыбаясь во весь рот, стоял Рик в сопровождении Гидриха Монка в белоснежной рясе, а рядом – телега с извозчиком.

– Рик! Как я рад! – воскликнул Акциос и бросился обнимать друга.

– Вот уж не думал, что мне придется тут побывать, – засмеялся Рик. – Спасибо, господин Монк.

Старец поприветствовал Акциоса кивком и полез в телегу. Рик ему помог, придержав под руку, пропустил Акциоса и запрыгнул сам. Телега тронулась в сторону города, потрясываясь на неровной дороге.

– Объясни мне, юноша, – обратился Гидрих Монк к Акциосу, сдвинув густые седые брови, – как ты умудрился потерять значок?

Рик с интересом уставился на друга. Акциос недолго поколебался и сухо сказал:

– Это вышло случайно.

Старец осуждающе покачал головой. Под таким взглядом Акциос даже почувствовал себя виноватым, хотя знал, его вины тут нет. Он ждал вопроса, что произошло в лавке, и приготовился оправдываться, назвать это недоразумением, но Гидрих больше не сказал ни слова. Старец сидел со свойственным ему непроницаемым лицом, а на середине пути закрыл глаза.

– Рик, я много занятий пропустил? – спросил Акциос вполголоса, стараясь не потревожить старца.

– Что ты? – удивился Рик, потрогав пальцем переносицу. Несмотря на то, что его дух-очки были с удобным кожаным ремешком, привычка поправлять их до сих пор осталась. – Обучение начнется только послезавтра, у нас с тобой еще целый день свободный. Вчера только прием первокурсников закончился. Как только господин Монк освободился, мы сразу поехали за тобой. А ты думал, сколько времени прошло?

Акциос почесал затылок, вспоминая последние две недели, превратившиеся в бесконечно долгое вязкое существование.

– Тебе, наверное, интересно, как я угодил в тюрьму. Я ничего не сделал, я… – начал он.

– Я знаю, Акциос. – Рик посерьезнел и придвинулся ближе. – Твой дядя мне рассказал, и как в тюрьму тебя отправил, и об отце… Я очень соболезную.

– Ты с ним виделся?

Вопрос получился чересчур громким. Гидрих Монк на секунду