работавшие с ним, назывались free stones masons, а короче — free masons, свободные каменщики. А может быть, дело обстоит проще: «вольными» считались те каменщики, которые в поисках заработка кочевали по стране и не были, таким образом, связаны с тем или иным стационарным городским цехом. С течением времени происхождение термина забылось, но осталось представление о большей почетности, своеобразной «аристократичности» свободных каменщиков по сравнению с мастеровыми других специальностей.

В начале XVIII века в Англии возникли новые формы общественной жизни — союзы, объединения, что-то вроде клубов, — взявшие себе наименование масонских лож. Очень скоро они вошли в моду и стали популярными, движение перебросилось во Францию, Германию и другие страны Европы, проникло и в Америку. Оно дожило до нашего времени, масонские ложи и теперь существуют в разных странах.

Прочной централизованной организации масонство никогда не имело. И что особенно существенно, масонство с момента своего возникновения не было не только единым, но даже единообразным явлением. Оно настолько пестро, что трудно даже сформулировать какие-нибудь существенные общие черты, присущие пусть даже не всем, а большинству масонских лож и в международном масштабе, и в пределах той или иной страны.

Общими были: название — масоны[1]; наименование первичной ячейки — ложа; внешние атрибуты — всяческие символы вроде печатей, гербов, знамен, дипломов, медалей, замысловатых рисунков. Много общего было в сложном до смешного церемониале проводившихся ложами собраний и банкетов, в костюмах, которые надевали на себя масоны во время этих собраний (фартуки каменщиков), в символических атрибутах, фигурировавших на этих собраниях, причем большую роль среди них играли инструменты ремесла каменщика — молотки, мастерки и т. д. Сходным было в масонском движении разных стран сложное иерархическое построение самой организации: разные степени посвященности членов ложи в ее «тайны», разные в связи с этим наименования званий и должностей. Утвердилось представление о 33 степенях масонской иерархии. Были и наименования, заимствованные из быта и обихода средневековых цехов: ученик, подмастерье, мастер, гроссмейстер и т. д. Все это, как видим, касается внешней формы, а не сути дела. В более существенных аспектах то, что именуется вообще масонством, представляет собой чрезвычайно пеструю картину.

Впечатление пестроты возникает уже при попытке охарактеризовать социальный состав масонства. Первые английские ложи были довольно демократическими по своему составу, в них были и буржуа разных степеней зажиточности, и аристократы. С начала XIX века мы видим уже в качестве участников движения даже представителей царствующего дома: членами масонских лож были короли Георг IV (ум. 1830), Вильгельм IV (1837), Эдуард VII (1910). Во Франции масонство распространилось среди интеллигенции и ремесленников. В Германии ряд прусских королей, в том числе Фридрих II (Великий) и даже император Вильгельм I, считали себя масонами. К масонам присоединялись крупнейшие писатели и музыканты, в том числе Гете, Виланд, Клопшток, Моцарт, Гайдн. В Соединенных Штатах, как пишут исследователи вопроса, среди президентов от Д. Вашингтона до Трумэна около половины принадлежали к масонству. Отметим, наконец, что масоном был и писатель Марк Твен. В России начала XIX века масонов поддерживал, с одной стороны, царь Александр I, с другой — к ним примыкали некоторые деятели декабризма. Социальная направленность движения тоже никак не может быть однозначно определена. В некоторых странах те или иные моменты истории окрашивали масонство своей «злобой дня» — в составе и деятельности лож находили свое выражение то революционно-демократические, то реакционно-аристократические элементы и настроения. Во всяком случае нельзя рассматривать масонство, наподобие буржуазных и вообще реакционных историков, как революционное движение, направленное против существовавшего общественного устройства. При всем общественно-политическом многообразии масонских организаций в разных странах в разное время общее их направление скорее характеризуется охранительно-реакционными чертами. Очень редко масонство служило прибежищем и выражением прогрессивно-революционных идей, значительно чаще оно играло реакционную роль в общественной борьбе. О современном этапе говорить не будем, он не входит в пределы нашего рассмотрения; ограничимся общим указанием на то, что в наше время масонство служит исключительно реакционным силам.

При всей пестроте и разнохарактерности масонского движения оно все же должно было иметь некое общее идеологическое облачение. В многочисленных программных документах масонства и в произведениях его идеологов многословно излагаются моральные принципы, лежащие в основе масонства, а также обязанности человека, вытекающие из этих принципов. Конкретным содержанием эта общая морально-этическая фразеология не отличается: водянистые абстрактные разговоры о доброте и любви к людям, о всеобщем братстве и равенстве, о чести и совести, о верности долгу. В некоторых документах говорится о «трех колоннах», на которых покоится масонское мировоззрение: мудрость, красота и сила. Конечно, в эту абстрактную словесность можно вложить любой смысл. И разумеется, ни к каким серьезным переменам в общественных отношениях и в существующей социальной обстановке она не приводила и не могла привести.

В плоскости нашей темы имеет особое и специальное значение вопрос об отношении масонства к религии и, в частности, к католицизму. Было ли оно атеистическим или хотя бы антиклерикальным по своей основной направленности? Конечно, нет, хотя некоторые ложи в отдельных странах, некоторые отдельные мыслители и писатели, входившие в масонские ложи, и обнаруживали тенденции свободомыслия и антиклерикализма. В целом же масонство стояло на религиозных позициях. Один из самых первых его программных документов «Руководство для лондонских лож и братьев, живущих в Лондоне и его окрестностях» (1723 г.) провозглашал: «Масон не может стать ни тупым атеистом, ни безрелигиозным вольнодумцем». Декларировалась верность некой «всеобщей, объединяющей всех людей религии, которая состоит в обязанности каждого из нас быть добрым и верным долгу, быть человеком чести и совести…» и т. д. Здесь-то, правда, и находился источник выявившегося в дальнейшем острого противоречия между масонством и католицизмом: провозглашалась верность не единоспасающей католической разновидности христианства, а религии вообще, «как бы ни именовалось наше вероисповедание и какие бы религиозные догматы ни отличали нас от других людей».

По вопросу об отношении к господствующим религиозным взглядам среди масонов иногда возникали острые разногласия. Так, в 70-х годах наиболее влиятельная из французских лож «Великий Восток» приняла решение, отменявшее прежнее положение о том, что вера в бога и в бессмертие души является условием доступа в орден. Тогда глава американских масонов А. Пайк и гроссмейстер британских масонов принц Уэльский порвали с французскими масонами. Но для католической церкви были неприемлемы и те проявления веротерпимости или нейтральности, в которых она обвиняла масонство в целом. Правда, были и такие ложи и группировки в масонстве, которые афишировали свою приверженность специально к католицизму, но они ни по своей численности, ни по влиятельности не могли приниматься в расчет. Масонство было и оставалось в идеологическом и