белый песок пляжа, обращенного к зелено-голубым волнам. Маленькие лодки доставляли их к ужасным невольничьим кораблям. Райт, которому стало дурно после посещения замка, представил себе, как схватил женщину за руку, когда ее "вели по узким, промозглым ступеням, которые вели ее к туннелю, направлявшему ее ноги к ожидавшему кораблю, который должен был перевезти ее через дымящуюся, окутанную туманом Атлантику". Ее ждали новые ужасы: страшное путешествие, а затем, если она выживет, продажа в полное рабство.

Никто и никогда не узнает ни числа, ни личности чернокожих мужчин, женщин и детей, прошедших через эти стены", - с грустью заметил Райт. Последние исследования включают информацию о замке Кристиансборг, но ее следует рассматривать как минимум, поскольку существует проблема незадокументированных путешествий, данные о которых полностью отсутствуют. Учитывая это отсутствие, можно предположить, что в замке Кристиансборг, скорее всего, размещалась большая часть рабов во время плаваний, которые унесли, как минимум, более 16 084 человек. Из них, учитывая картину потерь в море во время плавания рабов, можно предположить, что более 3 000 человек погибли в море, а около 13 000 достигли места назначения кораблей в Северной и Южной Америке.

Количество людей, проданных через замок Кристиансборг, шокирует; однако оно значительно меньше, чем количество людей, проданных через многие другие центры на Золотом побережье. Например, через замок Кейп-Кост было продано более 115 000 человек; из них около 15 000 погибли в море, а более 100 000 прибыли в первый пункт назначения на корабле, на котором их перевозили. Почти 95 000 человек были проданы через замок Эльмина; из них около 13 000 человек погибли в море, а более 80 000 прибыли в первый пункт назначения корабля.

Когда в 1874 году Золотой Берег был объявлен колонией Британской короны, управление им осуществлялось из замка Кристиансборг. Изображение замка красовалось на почтовых марках Золотого Берега, что свидетельствовало о шокирующем отсутствии чуткости со стороны колониальных правителей. На протяжении почти ста лет замок с развевающимся над белыми стенами "Юнион Джеком" был для ганцев символом оккупации иностранной державой. Ужасы рабства, казалось, не покидали стены этого сооружения. Арден-Кларк, последний губернатор колонии, однажды ночью проснулся и услышал настойчивый стук в своей спальне. Несмотря на то, что он был приземленным человеком и не верил в призраков и сверхъестественное, он был встревожен и впоследствии спал в другой комнате.

После освобождения Ганы от британского владычества замок Кристиансборг был переименован в Дом правительства, и новое правительство Нкрумы переехало туда. Нкрума считал, что только если правительство Ганы вернет бывшее колониальное здание, народ страны в полной мере осознает, что британцы больше не главные. "Из всех актов, символизирующих передачу власти, - заметил в то время один сочувствующий британский чиновник, - ни один не имел большего значения". Установка нового правительства в замке "должна была, как ничто другое, окончательно донести до ганцев, что наконец-то иностранцы навсегда покинули страну".

Но беспокойство по поводу замка сохранялось. Повар и стюарды были слишком напуганы, чтобы оставаться на ночь, и их приходилось размещать на улице. Преданная собака Нкрумы, которая никогда не покидала его, однажды ночью разбудила хозяина пронзительным воплем; когда Нкрума включил свет, он увидел, что собака так напугана, что ее шерсть встала дыбом. Собака больше никогда не входила в комнату.

Сегодня это сооружение переименовано в замок Осу. Новое название больше не напоминает об истории Дании, а просто обозначает район Аккры, в котором расположен замок. Но он по-прежнему символизирует зло работорговли, причем со всех сторон. Аромат крови, пота и дыхания", - сказала Дороти Хантон, американская участница кампании за гражданские права, посетившая замок в конце 1950-х годов, - "не покидает ноздри чувствительной души, несмотря на благоухающие цветы в ухоженном саду замка".

НЕЗАВИСИМОСТЬ ГАНЫ высветила трагическую связь между США и Африкой: многовековую историю работорговли и рабства. Это, в сочетании с провидческим языком панафриканизма Нкрумы, привлекло к берегам страны множество афроамериканцев. В разгар движения за гражданские права, с конца 1950-х по 1966 год, - пишет Кевин Кей Гейнс в книге "Американские африканцы в Гане", - в Гану отправились десятки афроамериканцев, включая интеллектуалов, технических специалистов, учителей, художников, профессионалов, предпринимателей и профсоюзных активистов. Гана была пристанищем, - добавляет он, - для целого ряда активистов, работавших на стыке антиколониальных, гражданских прав, левых и пацифистских движений".

Многие из этих эмигрантов, отмечает Гейнс, были вдвойне изгоями в стране, где они родились: во-первых, потому что их кожа была черной, а во-вторых, потому что они придерживались политических взглядов, которые "выходили за рамки американской нации времен холодной войны". Среди американцев, переехавших в Гану после обретения независимости, были политические беженцы, не похожие на южноафриканских борцов за свободу, изгнанных апартеидом; среди них были У. Э. Б. Дю Буа, Ширли Грэм, Уильям Алфеев и Дороти Хантон, а также Джулиан Мэйфилд, романист, актер и журналист.

Американская писательница и борец за гражданские права Майя Анжелу приехала в страну в 1962 году и была полна похвал. Гана процветала", - писала она позже в книге "Всем детям Бога нужны дорожные туфли". Люди останавливались на улицах, - вспоминала она с удовольствием, - и говорили прохожим: "О, жизнь сладка, о, и воздух прохладен на моей коже, как свежая вода"". Эта "общая радость", по ее словам, "была связана с президентом Нкрумой.... Мы следили за каждым шагом Нкрумы и внимательно читали его речи, запоминая наиболее красноречивые фрагменты".

Описывая себя и других афроамериканцев в Гане как "возвращенцев-революционеров", она рассказывала, как они "танцевали "Хай Лайф" в Лидо, бросая бедра из стороны в сторону, как будто они нам больше не пригодятся". Или, по ее словам, "мы сидели вместе за клубным пивом, обсуждая, как мы могли бы лучше послужить Гане, ее революции и президенту Нкруме".

Книга Анжелу заканчивается трогательным рассказом о ее визите в Кету, ганскую деревню, сильно пострадавшую от работорговли. Некоторые из женщин, с которыми она познакомилась на рынке Кета, были потрясены, узнав в Анжелу человека, похожего на них самих, по внешности и даже по тембру голоса. Они считали, что она происходит от их "украденных матерей и отцов". Они плакали, видя свою историю в ее лице; они оплакивали "свой потерянный народ". Анжелу плакала вместе с ними. Но плакала она, как она пишет, с "любопытной радостью": "Оторванные от своих языков, семей и обычаев, мы осмелились продолжать жить.... Мы пересекли непостижимый океан в цепях и вписали его тайну в "Deep River, my home is over Jordan". Сквозь века отчаяния и неустроенности мы