В упомянутой статье The Wall Street Journal также упоминался тот факт, что в 1980-х годах лидеры Дубая вложили 1,4 миллиарда долларов США в алюминиевый завод, электростанция которого имела пять самых больших газовых турбин в мире. Кроме того, 1,6 миллиарда долларов было вложено в морской порт на 66 причалов, чтобы грузовые суда заходили в бассейн длиной 2 км, вырытый в пустыне. Эти проекты, названные недальновидным журналистом «комплексом зданий», сегодня находятся в самом сердце глобального торгового центра, который представляет собой современный Дубай, и служат впечатляющим доказательством его роста и развития. Недалек тот день, когда этот стратегический, долгосрочный и противоречивый подход к национальному инвестированию найдет свое отражение в авиации, туризме и других секторах экономики Дубая.

Удача – селективный недостаток

В С XIX по начало ХХ столетия в относительно спокойных водах Персидского залива процветал жемчужный промысел. Для жителей Дубая это был хороший экономический ресурс и стабильная, хоть и сезонная, работа. Многие из тех, кто занимался жемчужным промыслом, параллельно работали на оазисах и финиковых плантациях, либо пасли верблюдов в межсезонье. Но были и те, кто занимался только жемчужинами. Сохранились свидетельства историков конца XIX века о ныряльщиках из Эмиратов, которые по окончании сезона в Заливе отправлялись на Шри-Ланку, чтобы продолжить ловить жемчуг там. Со временем многие семейства обосновывались в прибрежных поселениях, что способствовало росту и развитию Абу-Даби и Дубая. К началу ХХ века, согласно одному из статистических отчетов, у берегов Договорных государств работало более 1200 судов для ловли жемчуга. Экипаж каждого из них состоял в среднем из 18 человек. Это означало, что летом большинство здоровых, трудоспособных мужчин – то есть более 20 000 человек – отправлялись к жемчужным берегам[25].

Пика своего развития эта индустрия достигла незадолго до 1920-х годов, когда жемчуг начали выращивать на фермах. Это существенно подорвало позиции жемчужного промысла. Позже на жемчужной промышленности негативно отразилась Первая мировая война, а за ней – Великая депрессия конца 1920-х – начала 1930-х годов. В сочетании с изобретением японцами искусственного жемчуга эти события практически уничтожили важную для эмирата отрасль. Окончательно она прекратила приносить доход вскоре после Второй мировой войны, когда новое независимое правительство Индии ввело высокие налоги на жемчуг, импортируемый из Персидского залива.

Упадок жемчужного промысла стал тяжелым ударом для всей местной экономики. В убытке оказались и поставщики, обслуживавшие жемчужный флот, и судостроители, и многие другие люди. Кроме того, это лишало Эмираты возможности построить необходимую инфраструктуру. В Дубае наступил тяжелый период экономических трудностей и растущего уровня бедности.

Подобные подъемы и спады, удачи и следовавшие за ними нелегкие времена привели правительство эмирата к выводу о том, что зависеть от одной отрасли – все равно что потреблять только один вид пищи. За этим кроется очевидный селективный дефицит, который благодаря осознанию этого принципа превратился в конкурентное преимущество.

В 1966 году в Дубае обнаружили нефть. Эмираты предоставили международным нефтяным компаниям различные концессии, что обеспечило солидный приток иностранных работников, главным образом с Индийского субконтинента. В период с 1968 по 1975 год население Дубая выросло на 300 %, увеличившись до 175 000 человек[26]. В последующие годы состояние экономики улучшилось, что позволило шейху Рашиду вложить немалые средства в инфраструктурные проекты и объекты для обслуживания региона, добившись минимальной степени зависимости.

«Идея диверсификации ресурсов – наследие моей семьи, передаваемое из поколения в поколения. Это гарантия того, что уроки сурового прошлого последних 185 лет не прошли даром».

Его Высочество шейх Мохаммед бин Рашид Аль Мактум

Вовремя обнаружив селективное преимущество, Шейх смог донести до остальных важную истину: мы можем положиться только на диверсифицированную экономику, а не на какой-то один ресурс и источник прибыли. Хотя по состоянию на 2018 год[27] ОАЭ занимали шестое место в мире по запасам нефти и седьмое по залежам природного газа, нефтяные запасы Дубая составляют лишь малую часть от общего объема природных ресурсов страны.

Первое, что я услышал в 2001 году, войдя в состав исполнительного кабинета Дубая, подразумевало принятие срочных мер: у эмирата осталось слишком мало нефти, ему нужны диверсификация, инновации и инвестиции. Еще с начала 1990-х годов шейх Мохаммед неоднократно предупреждал о том, что Дубай однажды израсходует свою нефть, и единственный способ удержать экономику – это диверсификация. Проблема требовала безотлагательного решения. Утешаться ложными надеждами и оказаться в зависимом положении было недопустимым.

Способность вовремя выявить селективный недостаток уже сослужила добрую службу различным успешным экономическим моделям – от Сингапура до Японии. Основатель современного Сингапура Ли Куан Ю не раз подчеркивал, что его город-государство – ведомый, а не ведущий участник рынка, который принимает цены, установленные другими игроками. Он говорил это на правительственных совещаниях, на встречах с частным сектором, в публичных выступлениях. Таким образом он пытался внушить своей команде мысль о том, что Сингапур должен действовать гибко и быстро, своевременно реагировать на мировые тенденции и не останавливаться на достигнутом. В свою очередь, Япония после Второй мировой войны во всеуслышание заявила: «Мы островное государство без каких-либо природных ресурсов». Это повлекло за собой крупнейшую из промышленных революций в истории. Понимание селективного недостатка чрезвычайно важно для обеспечения конкурентоспособности государства.

Этот подход прямо противоположен так называемой «голландской болезни», поразившей многие ресурсозависимые экономики. Термином «голландская болезнь» принято обозначать очевидную причинно-следственную связь между ростом ресурсозависимого сектора, например, нефтяного или лесного, и спадом в других секторах, таких как производство или сельское хозяйство. Особенность этого процесса заключается в том, что по мере роста доходов в растущем секторе, национальная валюта по отношению к валютам других стран укрепляется. Это приводит к тому, что экспортные товары страны для других государств дорожают, тогда как импорт дешевеет, за счет чего эти секторы становятся менее конкурентоспособными. Термин «голландская болезнь» в 1977 году впервые появился на страницах журнала The Economist в контексте упадка обрабатывающей промышленности в Нидерландах после открытия в 1959 году крупного Гронингенского месторождения природного газа[28]. Эта экономическая модель предполагает существование некоего бурно развивающегося неторгуемого сектора, например, сектора услуг, и двух торгуемых, один из которых отстает или развивается не столь быстро. Как правило, бурно развивающийся сектор представляет собой добычу природных ресурсов – нефти, природного газа, золота – или производство сельскохозяйственных культур – например, кофе или какао. Отстающим сектором обычно выступает обрабатывающая промышленность или сельское хозяйство. Ресурсный бум оказывает двустороннее влияние на экономику, увеличивая спрос на рабочую силу, что приводит к смещению производства от отстающего сектора