Орка кивнула и также беззвучно исчезла.

— А вот у нас такой школы не сложилось, — продолжил мой собеседник. — Таких, как я, начинают учить уже подростками. Сурово, местами жестоко, но даже близко не так, как в Пруссии. И знаете, я думаю, это к лучшему.

У меня возникло стойкое ощущение, что Шешковский не просто так начал этот разговор и вроде как разоткровенничался о магодавах. Пожалуй, стоит прислушаться внимательней и быть начеку.

— Почему, Степан Иванович?

— Когда в руках правителя такое орудие, как фон Катте, появляется искушение решить все проблемы силой. Зачем договариваться, если можно надавить?

Дверь снова отворилась, и вплыла Марфа с подносом в руках. По комнате разлился запах свежесваренного кофия и блинов. Орка молча расставила на столе между мной и Шешковским тарелки с едой. Налила кофий в две чашечки и подала нам. Шешковский взял, кивнул и жестом отослал Марфу.

— В результате, Константин Платонович, — он отхлебнул из чашечки и взял с тарелки блин, — недовольных становится всё больше. Нет, наказывать необходимо, не спорю, но делать это нужно с умом. А если за каждую мелкую провинность присылать магодавов, да ещё и пруссаков, то рано или поздно ситуация может стать взрывоопасной.

— Всё настолько плохо?

— Ещё не настолько, чтобы я подал прошение об отставке, — он невесело улыбнулся, — но всё к этому и идёт, Константин Платонович. Тайная канцелярия распущена, а среди дворян зреет недовольство. Если не дать выпустить пар — нас будут ждать очень неприятные последствия.

Мы встретились взглядами и долго смотрели друг на друга. Это был намёк или он просто жаловался на происходящее? Нет, Шешковский не такой человек, чтобы болтать попусту. Я несколько секунд сомневался, а затем решил рискнуть.

— Полагаете, я мог бы помочь «разрядить обстановку»?

Шешковский беззвучно усмехнулся.

— Да, вы могли бы сдвинуть ситуацию в нужное русло. Ваше участие в грядущих событиях видится крайне желательным.

— Видится вам лично? Или вашим коллегам?

— Всем нам, Константин Платонович, всем нам. У нас сложилось мнение, что некоторые изменения там, — он показал взглядом на потолок, — пошли бы на пользу стране.

— Вот как…

Слово было сказано. Судари из распущенной Тайной канцелярии решили поддержать готовящийся переворот, но не хотят демонстрировать своё участие. Вот Шешковский и приехал вербовать меня стать их эмиссаром. Полагаю, я буду не один такой «красивый», и с нашей помощью они надеются контролировать процесс.

Оставалась только пара вопросов. Где гарантия, что эти судари не собираются подставить заговорщиков под гнев императора? И второй — а что мне с этого будет? Таскать бесплатно для них каштаны из огня совершенно не хотелось.

— Степан Иванович, давайте не будем ходить кругами, и вы скажете всё прямо. Чтобы не возникло ситуации, что я неправильно вас понял. Полагаю, есть определённые нюансы, без которых результат вас совершенно не устроит.

Шешковский поджал губы и с осуждением посмотрел на меня.

— Вы прямолинейны до неприличия, Константин Платонович.

— Увы, Степан Иванович, — я развёл руками, — ведь я артиллерист, а эта служба располагает к простым решениям. Бью куда вижу, без хитрости и уловок.

— Хорошо, скажу прямо.

Поставив чашку на стол, Шешковский сложил руки на животе.

— Мы хотим, чтобы вы примкнули к партии императрицы Екатерины Алексеевны и поспособствовали смене власти в России.

— Полагаю, вы желаете каких-то конкретных целей. Там ведь и без меня есть кому устроить переворот.

— Верно, — Шешковский вздохнул. — Вы должны удержать их в рамках, чтобы не пролилось лишней крови. Желательно вовсе обойтись без стрельбы и убийств. Сделайте всё тихо и аккуратно, без военных действий.

Я пробарабанил пальцами по столу, раздумывая над его словами.

— Что ещё?

— На трон должна взойти Екатерина, а не кто-то другой.

— А как же Павел? Ведь наследник именно он.

Шешковский поморщился.

— Павел ещё ребёнок. Его коронация будет означать долгое регентство, борьбу за власть и грызню дворянских родов за влияние. Поверьте, это уже было при Петре Втором — Меньшиков, Долгоруковы и Трубецкие рвали друг друга и страну. Боярское царство, вот что там было. Меньше всего хотелось бы повторения тех времён.

— А Екатерина на престоле вас устраивает? Не боитесь, что ею будут управлять фавориты?

— Ну, Константин Платонович, — протянул Шешковский, — фавориты ведь не появляются из пустоты по собственному желанию. Мы постараемся окружить императрицу умными людьми, которые не только под себя гребут, но и думают о державе. Тем более и сама Екатерина Алексеевна вовсе не глупа и не взбалмошна.

— Может быть, — я скрыл улыбку, сделав глоток кофия, — не буду спорить.

— Так вы согласны?

— У меня остался один вопрос, Степан Иванович. А какой интерес для меня в этом деле?

Часто заморгав, Шешковский уставился на меня будто на упавшего с неба единорога.

— Интерес? А вы шутник, Константин Платонович. Думаете, Екатерина Алексеевна не осыпет вас милостями после восхождения к трону?

— Ни в чём нельзя быть уверенным, Степан Иванович. Кроме того, она наградит меня за услуги, оказанные именно ей. А как отблагодарите меня вы с вашими коллегами? Ведь вы тоже ставите передо мной задачи.

Некоторое время Шешковский жевал губами, собираясь с мыслями.

— Девиеры, — наконец сказал он, — их головы. Никто не будет дознаваться, что случилось с фаворитами прошлого императора.

— Этого мало, Степан Иванович. В текущем положении я могу и без переворота их взять так, что никто и не узнает. Уж поверьте, у меня есть средства.

— Константин Платонович, скажите прямо, не будем играть в угадайку.

— Кроме Девиеров я хочу получить следующее. Во-первых, вы поспособствуете моему проекту «эфирной дороги». Вопрос с землёй, проведение документов через инстанции и всё такое прочее.

— Вы про ту игрушку, что летает у вас в усадьбе? — Шешковский усмехнулся. — Хорошо, будет вам всемерное содействие.

— Во-вторых, вы защитите моих ближних и поместье, пока я работаю на вас в Петербурге.

— Законное требование. Думаю, нам несложно будет это организовать.

— В-третьих, после того, что должно случиться, у меня образуется множество новых врагов. Вы же хотите без крови? Значит, тем, кому я отдавлю любимые мозоли, мне придётся сохранить жизнь. Сами понимаете, я не настолько силён, чтобы противостоять всем сразу.

— Не прибедняйтесь, Константин Платонович. Напомнить, чем вражда с вами закончилась для князя Голицына?

— Неважно. Дайте мне