— Пива сколько?

— По паре бутылок для начала, — весело ответил Кирилл. — И графинчик водочки, и закуски на ваш вкус, и горячего…

— Мне только пива, — робко вставил Марат.

— Ладно, ты пока тихо посиди, — посоветовал Кирилл, небрежно принимая у официантки меню. — В жизни не так уж много радостей, не отказывайся, когда они сами плывут к тебе. Понял? Здесь себя человеком чувствуешь.

Хрипловатый голос певца с эстрады плыл в табачном дыму над залом:

Они выпили по одной, потом еще. Но разговор не клеился, не о чем им было говорить. Впрочем, Кирилл не молчал, что-то говорил, но Марат не слушал его, смотрел по сторонам и думал о Наташе. Как же они жить будут с Кириллом? По ресторанам ходить?

— Эх, я бы с тобой подался, — разглагольствовал Кирилл. — Душа так и просится куда-то. Чтобы новые места, новые люди. Но институт надо кончить, пока возможность есть. С образованием совсем другое дело. Диплом перед человеком врата в большую жизнь распахивает — иди и живи в свое удовольствие! Давай за врата!

Объявили посадку на новосибирский поезд, и Марат заспешил.

— Ты спроси, сколько с нас, — сказал он, пытаясь в уме подсчитать свою долю.

— Ладно, ты иди, — отмахнулся Кирилл. — Я же пригласил. А тебе в дороге пригодятся. Иди, иди, я к твоему вагону подойду. А нет — езжай себе с богом, вспоминай нашу последнюю встречу. Впрочем, может, и не последнюю, может, сведет еще судьба.

Билет у Марата был в общий вагон, он боялся остаться без места, но повезло, удалось занять багажную полку. Закинув чемодан, он вышел на перрон. Вдоль поезда стояло много людей, разглядеть среди них знакомого было трудно, но Кирилл же обещал подойти. И вдруг он увидел его сквозь прутья решетки: Кирилл стремительно, расталкивая встречных, спускался по ступенькам на привокзальную площадь, один раз он оглянулся, и Марат надолго запомнил его искаженное лицо.

— Держите его!

Официантка, которая только что обслуживала их, бежала следом, но была тяжела и неповоротлива, Кирилл уходил от нее, скрываясь в толпе, которая раздавалась, пропуская его, и вновь смыкалась, и женщина понимала, что задержать его не удастся.

— Держите его! Не заплатил! Наел, напил и сбежал! — причитала она.

Контролер, проверявший перронные билеты, маленький, сухонький, в просторной форме, мешком висевшей на его тщедушном теле, успокоил ее, сказав неожиданно басом:

— Разве ж их, стервецов, поймаешь? От расплаты завсегда бегают быстрее, чем от бешеной собаки.

Стыд охватил Марата, кровь ударила в лицо, даже в глазах помутнело. «Надо отдать ей, отдать, — лихорадочно думал он, нашаривая в карманах — деньги, — пусть без денег поеду, только отдать…»

Но в это время дали отправление.

— Давай, давай, — сердито сказала проводница, подталкивая его в вагон. — Тут этой шантрапы навалом, под вагон попадёшь…

Когда он из тамбура выглянул наружу, уже не было видно площади, мимо проплывал вокзал, широкие окна ресторана были зашторены, на короткое время снова открылась площадь с другой стороны, затем потянулись служебные строения с палисадничками. Проводница опустила металлический щит и закрыла дверь.

«Как же он мог, как же он мог? — взволнованно думал Марат, — если денег нет, зачем же заказывать? И убегать, — как вор…» И тут его пронзила страшная мысль: а я с ним Наташку оставил, с таким!

Он готов был прыгнуть на ходу с поезда или сойти на первой же станции, вернуться в город, найти Наташу и… Боже мой, разве ж он смог бы рассказать ей все, что случилось!

Стоя у запертой двери, глядя на уплывающий родной город, не видя его, он страдал от собственного бессилия, жалея и Наташку, и себя, и Кирилла. А поезд бежал, набирая скорость, вагон бросало из стороны в сторону, громыхали внизу колеса, лязгали сцепления, все летело, летело, летело…

Ночью ему приснилось что-то страшное, он вскрикнул, дернулся, едва не свалился в проход, чудом удержавшись за трубу отопления, и долго приходил в себя, хотя и не мог вспомнить, что же именно приснилось…

Вода из вентиля сочилась сильнее, чем прежде, уже не капала, а лилась истонченной струйкой, пар от нее шел, в подвале начинало пахнуть баней. Лужа на шероховатом бетоне расползлась, напоминая очертаниями Австралию. Только кенгуру и не хватает, подумал Сева и спросил:

— Ребята, кто сумеет починить?

Мальчишки, чинно сидевшие на дощатой низкой скамье, поднялись, подошли, тоже стали смотреть, как парит, сочится на пол горячая вода.

— Петька должен знать, у него отец водопроводчик.

Все посмотрели на Петьку, и тот зарделся так, что веснушчатое лицо стало пунцовым.

— Общий перекрыть и сменить вентиль, — чуть слышно сказал он и потупился.

— Ладно, — махнул рукой Сева. — Разбирайте железо. Жим лежа на спине — и кончать будем.

Пока ребята разбирали снаряды и устраивались на старых матах, он смотрел в узкое замутненное оконце вровень с тротуаром. С крыши капало, и брызги глухо ударялись в стекло. Чьи-то ноги в кирзовых сапогах промелькнули перед глазами. Мокрый снег, раздавленный подошвами, взгорбился и стал оседать, разваливаться, выемка заполнялась водой. Скучно было за окном, муторно. А рядом к стене приклеены цветные фотографии из иностранных журналов — в эффектных позах застыли улыбающиеся культуристы. За их могучими торсами виднеются пальмы на морском побережье, красотки в бикини, белый парус в синем просторе. Глаз не отведешь! Вот бы махнуть сейчас в теплые страны. Сбросить надоевшие одежды и войти в море навстречу упругой волне. И чтобы Лена рядом, за руку ее держать. Он подумал о ней тепло и улыбнулся, не заметив этого.

— Готовы, Сева.

Он с трудом оторвался от соблазнительных картинок.

— Готовы? Тогда начали. Жим — вдох. Медленно опустить — выдох. Дыхание не задерживать, главное — дыхание. Вдох… Выдох… Еще раз! Мускулы напряжены. Жим до отказа. Вдох полной грудью. Вы-ы-дох… Усталость перебороть, качать, качать, качать.