за руль, звонит телефон. Это доктор Джеймс, он подменяет меня в больнице. Хочет что-то спросить о моем пациенте. Я вежливо сообщаю, что заполнила все медкарты перед отъездом. Обещаю зайти на больничный портал, как только буду в отеле, но ему и так уже стыдно за звонок. Хорошего отпуска, говорит он. Кстати, куда вы поехали? Я отвечаю не сразу. Домой. В Монтгомери. Едва я произношу название города, как вдруг понимаю, что не была там лет десять. После того, как папа умер, а мама переехала в Мемфис, не осталось поводов возвращаться. Отпуском, правда, мою поездку можно назвать с натяжкой. Впереди меня ждет многое, но точно не отдых.

Я съезжаю на трассу и увеличиваю скорость. Думаю о старом «додж кольте», подарке от папы, вспоминаю, как любила этот автомобиль и с каким тяжелым сердцем его продала. Я тоже собиралась купить тебе машину на окончание колледжа, но отмела эту мысль. Мне не хотелось делать широких жестов, словно пытаясь компенсировать то, что я растила тебя в одиночку. Глупо, наверное. Старательно избегать отношений – дело нелегкое, даже если знаешь, что для тебя это правильный выбор. Надеюсь, моя попытка воспроизвести современную модель семьи оказалась удачной. Сивил, ты топишь дочь в своем чувстве вины, все повторяет мне мама. Я в таких случаях просто молчу. Многое из того, что говорят матери, может ранить ребенка, даже когда ребенок давно повзрослел.

Три часа до Джексона. До Алиши. Хотя все эти годы мы общались довольно редко и нерегулярно, она, должно быть, единственная понимает, почему я избрала такой путь. Если женщина, достигнув определенного возраста, не вышла замуж и не родила детей, люди склонны считать, будто с ней что-то не в порядке. Может, не повезло в любви или истекло время, отпущенное биологией на деторождение. Я всегда полагала, что именно так обо мне думают посторонние. Слишком уж живучи стереотипы о старых девах. Но когда вопросы появились и у тебя, Энн, я забеспокоилась.

Скажу так. Само собой, я вступала в отношения. Тогда не сложилось, но моя жизнь все-таки не была лишена любви. И да, я предохранялась с одержимостью, рядом с которой померк бы и самый сильный материнский инстинкт. Это мое решение. Для женщины нет права важнее, чем право на выбор, Энн. И я им воспользовалась. Осознанно и в полной мере.

Я рада, что первым делом увижусь с Алишей. Ее уравновешенность поможет привести мысли в порядок. Пытаюсь представить, как она сейчас выглядит. Это по моей вине мы почти перестали общаться. Если и разговаривали по телефону, то только потому, что она звонила первой. Правда, в отличие от многих ровесников, я не завела аккаунты в соцсетях. Возможно, начни я ими пользоваться, ситуация бы изменилась. Последний раз мы встречались с Алишей под конец моей учебы в высшей медицинской школе, когда я навещала родителей. Она зашла к нам домой, я спросила, как поживают Уильямсы. Их семья, словно клей, скрепляла нас все эти годы. Я спрашивала, что у них нового, Алиша рассказывала. Кто бы мог подумать, что именно она будет поддерживать связь со всеми нами? Пожалуй, роль посредницы всегда удавалась ей хорошо. Я собираюсь поблагодарить ее. Более того, надеюсь, что она захочет поехать дальше со мной. Быть может, Алиша – та, кто доподлинно знает эту историю, – поможет мне во всем разобраться.

Машина мерно гудит, и я, обгоняя фуру, гляжу, как на одометре неспешно меняются цифры. Чем быстрее я еду, тем медленней тянутся мили.

6

Монтгомери

1973

– А потом говорит: «Важно заботиться о своем здоровье, чтобы оказывать помощь другим. Обязательно высыпаться и следить за питанием».

Мы обе громко расхохотались. Алиша хрюкнула, и кофе едва не прыснул у нее изо рта.

– Мда-а, миссис Сигер спуску не даст, но в душе вроде как добрая. – Алиша подцепила кусок блинчика. Она заказала двойную порцию. – Вчера, кстати, я осматривала первую пациентку, так она тонометра ни разу не видела. Представляешь?

Я покачала головой и отпила кофе.

– Скажи-ка мне вот что, Алиша. Как ты очутилась на этой работе?

Мы сидели возле окна в кафе «Риджент». Эта закусочная находится на Джексон-стрит столько, сколько я себя помню, но Алиша пришла сюда впервые. Я рассказала ей, что именно тут доктор Кинг и его соратники обсуждали стратегию борьбы. Половину посетителей я знала в лицо – многие были друзьями родителей.

Алиша отложила вилку.

– Я выросла в церкви.

– Ну, все в Алабаме выросли в чьей-нибудь церкви. При чем тут наша работа?

Я позвала Алишу на завтрак, поскольку хотела поговорить с ней об Уильямсах, но с тех пор, как мы сели за стол, беседа петляла из стороны в сторону. Алиша была очень легкой в общении.

– Нет, я росла прямо в церкви. Несколько дней в неделю там проводила. Церковь была для меня домом. А потом, в шестнадцать лет, я узнала, что мама крутит с ним шашни.

Я опустила чашку с кофе.

– С кем?

– С пастором.

– Как ты узнала?

– Застукала их вместе.

– Ты шутишь!

Она мотнула головой, будто воспоминание все еще было свежо.

– Я грозилась рассказать папе, но мама умоляла не говорить. Мол, папа его убьет. Я поверила ей и только поэтому сохранила секрет. Боялась, что папу посадят в тюрьму. Но скрывать это было ужасно.

– Еще бы.

– Принести вам что-то еще?

Официантка, Айрин, училась со мной в старшей школе. В то время в Монтгомери ты шагу не мог ступить, не встретив знакомых. Я заметила, как она разглядывает Алишу. В нашем небольшом городе новые лица всегда вызывали любопытство.

– Пока нет. Спасибо, Айрин.

– Мне еще сиропа, пожалуйста, – попросила Алиша, не доевшая блинчик.

Когда Айрин ушла, мы продолжили разговор.

– И что потом?

– Потом я решила сбежать подальше и от церкви, и вообще от города. Приехала сюда, чтобы начать все с нуля, потому что прикрывать мать слишком тошно.

– Это ее груз, не твой.

– Оказалось, проповеди поганого лицемера из головы так просто не выбьешь. Мне хочется делать людям добро. Я по-прежнему верю в Бога, но теперь должна сама поступками доказывать, что он существует.

Алиша вскинула подбородок. Брови, подведенные карандашом, вздернулись полумесяцами. Она отвела взгляд, а я стала всматриваться в ее круглое лицо, в полоску тени на щеке. Алиша ничего не сказала отцу – и боль, которую чувствовал бы он, досталась ей.

– Значит, ты работаешь медсестрой, стремясь восстановить баланс в мире, – сказала я. Она смахнула со щеки слезу, и я накрыла ее ладонь своей. – Все нормально. Я понимаю. Но почему ты устроилась именно в нашу клинику?