Послышался скрежет отодвигаемого засова, дверь распахнулась, и на пороге показалась мадам Иветт, домоправительница доктора Симона, которую Элен знала всю жизнь.

— Заходи, Элен, твой брат здесь, — сказала мадам Иветт так, будто ждала ее.

Жорж сидел в кресле, перебинтованная нога лежала, приподнятая, на придвинутой табуретке. Увидев, кто пришел, Жорж просиял.

— Элен! — вскричал он. — Слава богу, ты жива и здорова! Что с тобой случилось, где ты была? Мы так за тебя волновались!

Элен бросилась его обнимать.

— Жорж! Бедная твоя нога! Как ты себя чувствуешь? А нога заживет?

— Конечно, заживет, — ответил доктор Симон, входя в комнату. — А вы, мадемуазель, — продолжал он, — выглядите намного лучше, чем когда я вас видел в прошлый раз. Но где же вы были? Ваши братья с ума сходили от беспокойства.

Элен, сев возле Жоржа, взяла его руку.

— Это долгая история, — начала она. — Когда ты в ту ночь нас отослал, Жанно побоялся идти на авеню Сент-Анн, где как раз была зона обстрела. Он сказал, что сейчас обе армии обстреливают Пасси, и отвел меня в дом своих друзей — тети Эдит и дяди Альфонса, которые опекали его во время осады. В общем…

Элен объяснила, что не знает, где они живут, но их дом недалеко от того места, где она убежала от Гастона, перелезши через стену склада.

— Жанно пошел добыть еды, — рассказывала она. — Но не вернулся, и я с тех пор его не видела.

— Ожидаемо, — вполголоса заметил Жорж, который всегда не доверял мальчику.

— Неправда! — возмутилась Элен. — Пусть ты мне не веришь, но он все время мне помогал. Помог убежать от Гастона, и Гастон его при этом чуть не убил. И он не бросил бы меня с этими людьми и не ушел бы насовсем… если бы это было в его силах. — Голос ее задрожал. — Ты думаешь, его убили во время боя?

— Не знаю, Элен. Полагаю, что это возможно. Но ты же знаешь, он такой парень, который привык жить самостоятельно. — Жорж постарался, чтобы его слова звучали оптимистично: — Вероятно, ему пришлось на время где-то затаиться. Я думаю, что он прячется в безопасном месте и вскоре опять появится.

«Хотя только небеса знают, что нам с ним делать в этом случае, — подумал Жорж про себя. — Ладно, подумаем об этом, когда придет время».

В дверь постучали, и тут же, не дожидаясь приглашения, в комнату ворвалась мадам Иветт.

Доктор! крикнула она. — Посмотрите в окно, весь Париж в огне!

Доктор Симон подошел к окну и раздвинул шторы. Небо по-прежнему было таким, каким Элен любовалась раньше: красное с оранжевыми и желтыми мазками, но сверху клубились темные облака, подсвеченные снизу.

— Это закат! — крикнула Элен. Я его видела по дороге сюда.

Доктор Симон покачал головой:

— Нет, Элен, не думаю.

Отойдя от окна, он поспешно вышел на улицу. Элен пошла за ним и встала рядом, уставившись в небо. Из других домов тоже выходили люди — посмотреть на поразительное зрелище.

— Париж в огне, — тихо сказал кто-то рядом. — Весь город пылает.

Новости о пожаре расходились чуть ли не быстрее самого пожара. Элен стояла и слушала, как их передают из уст в уста.

— Сегодня взорвали дворец Тюильри, и оттуда огонь пошел во все стороны.

— Горят целые улицы!

— Пале-Рояль!

— Половина Лувра!

— Отель-де-Виль!

Доктор Симон отвел Элен обратно в дом, оставив соседей глазеть в пылающие небеса.

— Что там? — спросил Жорж, досадуя, что сам не может выйти посмотреть.

— Французы убивают французов, — мрачно ответил доктор Симон, — и Париж гибнет.

Элен заметила слезы на глазах старика. Никогда раньше она не видела, чтобы плакал мужчина, и поэтому отвернулась, смутившись. Это правда? И Париж горит так, что не погасить?

Через некоторое время мадам Иветт проводила Элен в свободную спальню, где уже было постелено и лежала ночная рубашка. Домоправительница показала девочке новую ванную комнату, устроенную доктором Симоном, где горячая вода лилась из крана в ванну такой длины, что Элен могла бы вытянуться в ней во весь рост.

— Сначала ты сама вымойся как следует, — сказала мадам Иветт, — а потом я приду и помогу тебе вымыть голову, хорошо?

Она дала Элен десять минут, потом вернулась с большим полотенцем и замотала в него девочку.

— Сейчас помоем голову, и тебе сразу станет лучше.

Когда Элен наклонилась над ванной и мадам Иветт намылила ей волосы, девочка вдруг вспомнила, как это делала Мари-Жанна, и слезы навернулись на глаза.

Бедная добрая Мари-Жанна, лежащая мертвой на лестничной площадке… Последние несколько дней Элен о ней ни разу не вспомнила. Подумав об этом, девочка расплакалась, и слезы потекли в ванну, мешаясь с мыльной пеной.

В эту ночь, лежа без сна, Элен вспомнила мальчика, пытающегося разбудить убитую мать, и слезы вернулись снова. Что с ним станется? Ему же не больше пяти лет. Как он будет жить без матери? Кто о нем позаботится?

Элен подумала о своей матери, и ей до боли захотелось ее увидеть.

Не в силах заснуть, она встала и подошла к окну. Небо на востоке все еще пылало пожаром. Доктор Симон говорил, что Париж гибнет, и Элен, глядя в окно, подумала, что он, наверное, прав. Разве может кто-нибудь выжить в таком аду?

И этот ад продолжался всю ночь. Пламя перепрыгивало с дома на дом, проносилось по улицам, охватывая здания, старые и новые без различия. Правительственные войска доблестно боролись с огнем, но уже месяц, как не было дождей, и все кругом вспыхивало как спички. Жилые дома, лавки, учреждения — все сгорало в огне. Средневековый Отель-де-Виль был подожжен нарочно, и огонь, рыча, расходился от него, сжигая все на своем пути.

И только через два дня наконец хлынул дождь, помогая погасить остатки пожаров, но убийства продолжались. Кровавые зверства случались с обеих сторон. Сотни пленников-коммунаров были расстреляны правительственными войсками; более пятидесяти заложников, удерживаемых коммунарами, в том числе архиепископа Парижского, выволокли из тюрьмы и пристрелили на месте.

Как сказал доктор Симон, французы убивали французов, а Париж лежал в развалинах. Расплата была долгой и кровавой, но существование Коммуны прекратилось.

Эти последние буйные дни Элен и Жорж оставались в доме доктора, но и там тоже не все шло хорошо. Жорж не поправлялся, ему становилось хуже. Температура взлетела, нога болела невыносимо. Доктору Симону пришлось ослабить повязку, потому что нога стала опухать и менять цвет: красный, лиловый, бледно-желтый. Что-то пошло не так, как ожидалось, и в течение дня у Жоржа начался бред. Элен