Шрифт:
Закладка:
– Это было признание.
Дыхание остановилось.
– Ох. – Я коснулась груди. – Признание. Теперь понятно. Теперь мне ясно. Холли. Я не догадывалась.
Я думала о той ночи. Я заплела ее короткие волосы, чтобы они не падали ей на лицо. Массировала ей спину. Пижама у Холли была белая с крошечными лошадками. Я помогла ей умыться, бросила джинсы в стирку. Я переосмыслила это воспоминание в свете новой информации. Любовницы? Подруги?
Она откинула волосы с лица, и я поняла, как тяжело ей было.
– Я написала все это в письме. Мой телефон и адрес, по которому ты могла меня найти. Я пыталась во всем разобраться.
Я осознала всю тяжесть потери дружбы, безысходность безответной любви, и, представив себе Юную Холли, ожидающую моего ответа, всхлипнула.
Она смолкла, вздохнула и заговорила снова.
– Я боялась своих чувств к тебе. Быть отвергнутой. Лишиться нашей дружбы. Какая-то часть меня не хотела этого разговора, но даже тогда я знала, что не могу это отпустить. Поэтому, когда ты не дала о себе знать, я испытала облегчение и ярость. Я делала вид, что это твоя вина. На протяжении многих лет. – Она вытерла лицо рукой и застонала. – Как глупо, как напрасно.
Мои руки тяжело лежали на руле, в горле у меня пересохло. Я взглянула в зеркало, увидела сочувственно приподнятые брови Саммер, ее увлажнившиеся глаза. Я поняла, что она слушает, обеспечивает поддержку с заднего ряда.
– Я… – Я подбирала самые точные слова, желая высказать все правильно после стольких пустых лет без Холли. – Мне очень жаль. – Я посмотрела на Холли, потянулась, чтобы коснуться ее лица. – Меня переполняет печаль о тебе и обо мне. И я… сержусь. Но не на тебя. Я сержусь на юную себя. И на юную тебя.
Я убрала ногу с газа, вырулила на обочину и услышала, как колеса захрустели по гравию. Я поставила машину на парковку, отстегнула ремень и повернулась, раскинув руки. Холли отстегнула ремень и наклонилась ко мне. Я не обнимала эту женщину много лет, но от нее по-прежнему пахло колледжем и пирожными, ванилью и лучшей подругой. Ее длинные руки обвили меня. Мои мышцы вспомнили, и сердце затрепетало, как виляющий собачий хвост. «Я знаю эту женщину, – говорило оно. – Она дома!»
– Не извиняйся. Это неправильно, – сказала она мне в волосы, и ее дыхание согрело мне висок.
– Я не говорю, что мне жаль тебя. Я говорю, что у меня на душе печаль.
– Да. Я хочу извиниться.
Она отстранилась, посмотрела мне в глаза. Она хотела прояснить ситуацию, но я увидела кое-что еще. Она снова хотела быть моей подругой.
– Мне хотелось, чтобы правда осталась за мной, – сказала Холли. – Мой гнев на самом деле был неприятием, и это было важнее нашей дружбы. Роузи пыталась мне сказать. Она пыталась убедить меня, что, возможно, я не все понимаю. Но я не стала ее слушать.
Мне припомнился один из наших с Кэти многочисленных разговоров за эти годы.
– Она ведь не обязана рассылать уведомления? – сказала Кэти, когда мы узнали, что Холли и Роузи съезжаются. – Скажем, я знаю, что мне нравятся мужчины, но ведь я не заявляю об этом во всеуслышание. Почему Холли должна объявлять свою любовную категорию? – Кэти улыбнулась. – Я люблю мудаков. Мне сообщать эту новость в рождественских открытках? Всех с праздничком! Я встречаюсь с новым придурком! – Мы засмеялись. Тогда я подумала, что меня нет в числе тех, кому Холли посылает открытки на Рождество, но озвучивать это было слишком противно.
– Мы с Кэти много думали о том, что произошло. Ни у одной из нас не было ответа, потому что ни у одной из нас не было всей информации.
Она отпустила мои руки и закрыла лицо.
– Мне так стыдно, Саманта.
– О Холли. – Я чувствовала ее страдание. – Не надо. Мы были так молоды. Не думаю, что нам следует винить нас юных в том, что нам не хватило опыта и муд- рости.
– Тогда я не понимала, а сейчас понимаю. Тебе и в голову не приходило, что я могу быть не только твоей подругой. Как я могла ожидать, что ты поймешь, когда у меня были проблемы с самоопределением? Я думала, что ты прочитала письмо, но не удосужилась ответить.
У меня перехватило дыхание, я попыталась откашляться. Мне было до слез жаль Холли, вчерашнюю выпускницу колледжа, которая оставила своей лучшей подруге любовное письмо, а та на него так и не ответила. До слез жаль всех наших потерянных лет.
– Я не доверяла тебе.
– Мне следовало из кожи вон вылезти и найти тебя. Мне следовало драться за нас. Наверное, отец был прав. Добиваешься того, за что сражаешься, так что лучше учись сражаться. – Я похлопала ее по плечу. – И теперь, подруга, мы умеем сражаться.
Саммер с наушниками на шее подалась вперед и присоединилась к нашим объятиям. Втроем было не очень удобно, мешала спинка переднего сиденья между нами.
Саммер, подмигнув, сказала:
– Я знала, девочки, что это что-то в этом роде, я так и знала.
Я откинула голову, смеясь, и в этот момент у Холли зазвонил телефон – это была Роузи по видеосвязи. Холли нажала на зеленый кружок, и экран осветился ее любовью, тревогой и преданностью, предназначенными только для Роузи.
Глава 27
Старший ординатор
– Роузи, малышка. Привет, зайка. Привет, моя милая.
Я улыбнулась. Слушать, как Холли разговаривает с Роузи, было все равно что слушать старые мотаунские мелодии без музыкального сопровождения. Столько сладости, столько меда, столько любви.
Роузи тихо говорила по телефону.
– Ты только не волнуйся. Меня положили в больницу. У меня преэклампсия.
Холли зыркнула в мою сторону.
– У нее повышенное давление, – мягко сказала я. – Это называется преэклампсией.
– У тебя давление? – сказала Холли в экран. – Это же бывает у пожилых. Ты же не старая.
– И при беременности, дорогая, – услышала я спокойный бархатистый голос Роузи.
Мне представилось, как она таким голосом будет читать дочке «Спокойной ночи, Луна». Повезет же ма- лышке.
– Понятно. И что теперь?
Холли одним грациозным движением сняла с плеча Юту и передала Саммер, которая подставила руки. Она как бы засучивала рукава – это было предзнаменование того, что в ближайшее время ей будет не до котят.
– Холли, отодвинь телефон от лица, а то
