Шрифт:
Закладка:
– О, Холли.
Жесткость Холли по отношению к Арахису, Лосю и даже Саммер, ее проблемы с эмпатией за пределами узкого круга – все это было страхом. Страхом, что она не справится с любовью.
– Как ты ее уберегла? Я не способна защитить Юту. Я не способна защитить себя.
– Способна. И смогла бы. Я знаю.
– Нет, Сэм. Нет. Я бы не смогла. Я не смогла.
Саммер возникла за плечом Холли и сказала:
– Безопасность и представление о том, что ты можешь кого-то уберечь, – это иллюзия. Но любовь – это высшая степень защиты.
Мы с Холли смотрели на Саммер – женщину, которая продолжала удивлять нас своими наблюдениями.
– Она права. Что бы ни случилось с нами в жизни, мы всегда можем вернуться домой к тем, кто о нас заботится. Они – наша безопасная гавань. Это мы, Холли. Мы здесь для тебя, – сказала я. Наконец-то я закончила фразу, начатую много лет назад, когда Холли вышла за дверь.
Вступать в бой недостаточно, чтобы излечиться от страха конфликтов. Еще необходимо научиться смиряться с дискомфортом. В этом есть что-то похожее на мытье окон в солнечный день: сильное загрязнение убрать легко, но последнее пятно на стекле стирается труднее всего. Остатки храбрости по капле вытекали из моей нервной системы, и я сказала:
– Хочешь поговорить о том, что произошло на заправке? У меня такое ощущение, что это не все.
Холли подняла Юту и отдала мне. Я приняла ее мягкое теплое тельце и прижала к груди.
– Помнишь домашнюю вечеринку в ночь после выпуска?
– Конечно, – тихо и медленно произнесла я. – Мне хотелось поцеловать Джима Кэлхоуна, поэтому я весь вечер торчала у бильярдного стола.
– Наверху. Да.
– Это было так давно. Но я чувствую как сейчас несвежее пиво.
– Фу. Я тоже.
Она замолчала так надолго, что я уже не надеялась на продолжение. Потом она заговорила снова:
– У меня кончилось вино, поэтому я спустилась в подвал. Там был Такер.
– Такер. А, да. Смутно припоминаю его. Высокий, с щетиной. Вратарь.
– Он самый. Мы посещали одни курсы. Кто-то швырнул в него пивную банку и раскроил ему бровь. Повсюду была кровь. Такер поволок меня туда, где было светлее, и попросил посмотреть порез. Хотел узнать, нужно ли зашивать.
– Судя по всему, он был не в курсе.
– Это было до того, как меня стало мутить от крови. Я почти уверена, что именно поэтому не переношу ее вида, – тихо сказала Холли.
Я не пыталась облегчить разговор или уклониться от него. Наоборот, я мысленно представила себе ту вечеринку, услышала грохочущий бит, увидела висящие повсюду рождественские гирлянды, хотя был май. Красноватый бетонный пол в подвале – липкий, почти мокрый. Я ненавидела подвал этого дома и редко туда спускалась.
– Я была глупая. У меня не было опыта общения с парнями. – Она помолчала, и я воздержалась от комментариев. Мое дело было слушать. – Кровотечение остановилось, но его рана выглядела ужасно. Мне показалось, я видела кусочек кости. Тут он сильно толкнул меня, и я упала на голый матрац на полу. Вот так я облилась пивом. Стакан выскользнул из руки и облил нас обоих. Для него это, вероятно, было неожиданностью, потому что мне как раз хватило времени, чтобы приподнять колено. И я случайно попала ему прямо по яйцам. Он обмяк и скатился с меня. Назвал меня … дайком. Знаешь, слухи и тогда были. И плюнул в меня. – У нее напряглась челюсть.
– Холли, – я задыхалась от шока, – боже мой, почему ты мне этого не рассказала?
Я напрягала мозги, пытаясь яснее восстановить в памяти ту ночь. Мое разочарование сменилось печалью.
– Я была пьяна. Стыдно вспоминать, какой я была глупой. И потом, тогда на вечеринках это случалось сплошь и рядом. Изнасилования на свидании, нападения – это было в порядке вещей. Мне не следовало быть такой наивной. Ничего же не произошло.
Она поднималась по лестнице, вся в пиве, с дикими глазами. В углу ее вырвало. За входной дверью. Я попыталась вспомнить, как она выглядела, как я могла не заметить, что ее чуть не изнасиловали? Не потому ли она так разозлилась на меня? Винила за то, что я оставила ее одну?
– Мы вернулись домой, и тебя еще раз вывернуло.
– У него на лице была ненависть. Настоящая ненависть. Он толкнул меня так сильно, что у меня навсегда остался кровоподтек на ключице. Я угодила головой в цементную стену. В этом не было ничего игривого или сексуального – это было жестоко. Это изменило меня.
Ледяное покалывание на макушке скользнуло вниз по шее и плечам, когда я мысленно пробежалась по собственным воспоминаниям.
– Я думала, что ты переживаешь по поводу выпуска и отъезда.
До меня стало доходить, как много я пропустила той ночью. Неудивительно, что я не могла понять, что с нами произошло.
– Из-за этого тоже переживала. Я считала его своим другом. Тогда я поняла, что людям нельзя доверять.
– Затем был этот эпизод с Майком и гадость, которую он сказал. Должно быть, ты чувствовала, что тебя окружают, – я подбирала подходящее слово, – предатели?
Я испытывала удовлетворение от того, что можно дать определение случившемуся, найти для него осторожные слова. Как-то я смотрела по телевизору передачу про археологические раскопки и была поражена кропотливой тщательностью, с которой раскапывали фрагмент прошлого. Сейчас у меня было похожее ощущение.
– Что за Майк? И что за гадость? – спросила Саммер, напомнив нам о том, что мы не наедине обсуждаем эту очень личную историю.
Я замялась, давая Холли возможность ответить или возразить. Когда она промолчала, я сказала:
– Майк был парнем, с которым встречалась Кэти. Он сделал непристойный жест, намекая, что мы с Холли занимаемся сексом в гостиной.
– А вы им занимались?
– Нет, – сказала я. – Мы были очень близки. Мы проводили все время вместе.
– Мы действительно проводили все время вместе.
Она успокоилась. Я видела, что она вспоминает.
– Все мои воспоминания о колледже связаны с Холли и Кэти.
Холли вздохнула:
– Я никогда больше так не пила. Я