Мы идем на второй этаж, входим в комнату Ясека, заваленную кубиками лего и моделями для склейки. Сам Ясек стоит у стены, как видно, оторванный от чего-то, что делал, нетерпеливо смотрит на включенный монитор.

– Что? – спрашиваю я.

– Это с Фейсбука. Миколай нашел, – говорит Агата.

– Я просто подумал, отчего еще никто не вошел в его профиль, – говорит Миколай и кликает на странице, вписанной в поисковик.

Но профиль, который открывается, это не молодой Бернат. Это девушка, которую зовут Сандра. Она не красивая, но очень старается, естественно, в рамках возможностей, она сильно и искусственно загоревшая, на фото приставляет свой носик к объективу телефона так сильно, словно хочет расцеловать весь мир. Ей 25 лет, и она работает в фирме «Шеф Всех Шефов». На предплечье ее татуировка из китайских иероглифов, кто-то пишет у нее в комментариях, что они означают «суп из утки пять вкусов». Живет она в Эдинбурге, Шотландия, Великобритания.

– Смотри на эту запись, – говорит Миколай.

Я присаживаюсь к монитору. Запись – две недели назад.

«Так вот оно с польскими луковками… сука, как это полгода гулять, я была даже с тобой, когда твоя мать приехала в Польшу, дрянь ты такая, а теперь что, месяц уже не берешь телефон, никто не знает, куда ты делся, твой сосед говорит, что ты взял сумку и выехал в Польшу, читаешь это, сукин ты сын? Вот так оно с польскими пиздюками».

Рядом затеганный: Марек Бернат.

– Войди в его профиль, – говорю я.

Снимок с фоном из красного «феррари». Лайки на клипах, рекорды в фейсбучных играх. Какие-то снимки с отпуска в Шарм-эль-Шейхе с идентично выглядящими, красными, чуть полноватыми приятелями.

Последняя запись – два месяца назад.

– У кого-то есть его телефон, кто-то шлет эсэмэски его матери, – говорю я.

– Зачем бы ему это делать? – спрашивает отец Миколая.

– Я уже могу поиграть? – спрашивает Ясек. Никто не обращает на него внимания.

– Как это – зачем? – поворачиваюсь я. – Это ведь ситуация-мечта. Похищаешь кого-то, потом убиваешь, делаешь с ним, что хочешь, а долгое-долгое время его никто не ищет. А даже если поймут, что чувак исчез, то все равно никто не в курсе, где его искать.

Отец Миколая кивает в знак того, что он принял это к сведению. Тихо вздыхает, вздох его напоминает негромкий свист чайника. Он смотрит на часы.

– Долго они там с ней спорят, – говорит словно сам себе.

– Кто? Кто с кем спорит? – спрашиваю я.

– Гжесь с Камилой. В смысле, с его бывшей женой. Уже два часа там спорят, у него дома.

– Я могу уже за компьютер? – спрашивает Ясек, от скуки ударяя задницей в стену, словно большой маленький ребенок.

– Там возле его дома ее новый мужик. Гжесь его даже внутрь не впустил, – отец Миколая отвечает на вопрос, который я хотела задать, но совершенно о нем забыла.

– Но погоди, Юстина, сейчас, – присоединяется Миколай. – Что ты, собственно, говорила, что отец покусал своего сына? Зачем бы ему это делать?

– Можно? А то меня сейчас сервер выбросит, – повторяет Ясек.

Я еще раз всматриваюсь в лицо девушки, в «феррари»-мечту молодого Берната, смотрю на даты.

– Не знаю. Может, его заставили. А может, он и правда обезумел, – отвечаю через секунду, и она кажется мне невыносимо долгой.

– Ну ни хрена себе, – качает Миколай головой. – Ну ни хрена себе.

Я выскакиваю из комнаты. Вытягиваю телефон из кармана. Черт с ней, с гордостью, и черт с необходимостью оставаться жалостной. Черт с ним, с гонором, который всякий раз выпадает у человека из кармана, словно зажигалка на посиделках.

Это как Клуб Винни Пуха, нужно завершить как можно скорее, извлечь наверх, под солнечный свет, и таким-то образом убить, как убивают вампиров. Нужно выжечь зло как пораженное поле.

Я выхожу из дома, иду быстро, чтобы меня никто не услышал. Набираю Его номер. Он сразу отвечает.

– Ты еще там? – спрашиваю я.

– Там. Я всегда там, – отвечает Он.

Вижу, как от домов отстает побелка, будто старая кожа, вижу спрятанные черные параллелепипеды монотонного черного света. Вижу, как облупившаяся краска отпадает от неба, открывая огромную, плоскую, металлическую поверхность.

– Я так понимаю, что поговорим как люди? – спрашивает Он.

Есть тысячи Зыборков, они растут вдоль бесконечной дороги, один за другим, дороги без конца, по которой ты всегда возвращаешься в одно и то же место, и в каждом из этих Зыборков каждый вечер дьявол говорит «доброй ночи» всем домашним [59].

– Тут, где я нахожусь, происходят страшные вещи, – говорю я. – Слушай меня внимательно.

И словно в подтверждение моих слов я слышу вопль, неартикулированный, тяжелый ор, который прошивает воздух, и я вижу, как из дома выбегают Миколай и его отец и бегут в сторону подворья Гжеся, и вижу, что вдруг все жители района уже стоят на улице, смотрят, что происходит, и только мужик в черной машине остается неподвижен, словно его навсегда пристегнули к креслу водителя, – сидит там еще некоторое время, чтобы потом вдруг встать и открыть дверь.