Мне тут же захотелось заступиться за Клэя – не ради себя, а ради него.

– Мне надоел этот разговор. Ты его не знаешь. Чего уж там, ты и меня-то не знаешь.

– И дело не в том, что я не пытался.

Я выдохнула, хотя не могла отрицать, что его слова меня задели. Не по мне были эти игры на человеческих чувствах, но именно так я с ним и поступила, хотя совсем этого не хотела.

– Мне пора, – сказала я. – Удачи тебе.

И, пока он не ляпнул еще что-нибудь, я повернулась и пошла к стадиону, оставив Шона на тротуаре возле кофейни. Мне было его жалко из-за игры, которую мы вели с Клэем и которая так хорошо сработала. Нам удалось одурачить и Шона, и Малию, и всех остальных.

Но я выбросила эти мысли из головы, решив, что полезнее оставить все в прошлом.

И снова поплыла на облачке, наслаждаясь своим сладким раем.

Глава 25

Клэй

Я совсем про нее забыл.

Возможно, неверно выразился, потому что мои слова прозвучали так, словно я вообще не думал о маме. А я думал. Думал, с нетерпением дожидаясь, когда познакомлю ее с Джианой, представлял, как она обрадуется, узнав, что мы приедем домой на Рождество. Думал, как она будет готовить с Джи, научит ее делать наши любимые крокеты из лосося, а потом достанет старые фотоальбомы с моими детскими фотографиями, пока я буду прикидываться смущенным.

Но я забыл о том, что мама уволилась с работы, решив, что бывший будет ее содержать.

Забыл, какой морально и эмоционально разбитой она была, с каким трудом просто вставала с постели, не говоря уже о поиске работы. Я забыл о том, что она снова начала выпивать, судя по тому, как невнятно звучала ее речь во время наших телефонных бесед.

Может, я забыл, потому что она не позвонила в последний раз, когда ее родной сын взял студенческий займ и отправил ей денег, которых должно было хватить на месяц-другой. Может, потому что хотел верить в лучшее, верить, что у нее все хорошо, что она пытается устроиться на работу и найти себя. А может, потому что так увлекся Джианой, что ни о чем другом и думать времени не было.

Как ни крути, но меня как обухом по голове ударило, когда в начале ноября, в четверг после тренировки мамино лицо высветилось на экране моего мобильного.

У меня внутри все похолодело, а кровь застыла в жилах. Я смотрел на экран и чувствовал в руке вибрацию телефона. Эгоистично с моей стороны, но мне не хотелось отвечать, поскольку не было желания слушать ее страдания, боль и слезы.

И не хотелось мириться с неизбежным фактом, что именно я должен найти способ ей помочь.

У меня кончились идеи.

На сердце стало тяжело, в горле засел комок, царапающий глотку, и по пути к общежитию я провел большим пальцем по нижней части экрана и подключил наушники.

– Привет, мам, – ответил я. – У тебя все хорошо?

– Ох, милый, – шмыгнув носом, сказала она, и я услышал по голосу, что она плачет.

И приготовился.

– У меня все просто прекрасно.

Я выдохнул скорее от недоумения, чем от облегчения, особенно когда мама продолжила плакать, пока я ждал от нее объяснений.

– Нас благословило чудо, – сказала она. – Господь пролил на нас всемогущий свет.

Я резко остановился.

– Охренеть, ты что, выиграла в лотерею?

– Не выражайся! – смеясь, пожурила она. – Думаю, можно и так сказать.

– Мам, что происходит?

Накинув ремешок сумки на плечо, я продолжил идти.

– Это Кори.

Я нахмурился, и, хотя у меня не было причин для волнений, внутри зашевелилось какое-то подозрение.

– Кори? Отец Малии?

– Он самый, – подтвердила мама. – Не знаю, что произошло. Вчера вечером позвонила Малия, чтобы узнать, как у меня дела. Кстати, было очень приятно. Мы с ней почти не разговаривали после вашего расставания, так что было просто чудесно получить от нее весточку.

Я поджал губы.

– Хм.

– Короче, мы разговорились, а ты помнишь, как мы были близки. Малия всегда давала мне отличные советы относительно мужчин. – Она сделала паузу. – Хотя должно было быть наоборот, учитывая, что я старше.

– Мам, – намекнул я, возвращая ее к сути.

– Ну, я рассказала ей про ресторан и про… про Брэндона. – Когда она произнесла его имя, голос легонько дрогнул. – А она была такой милой и слушала, как я изливаю ей душу. – Мама шмыгнула носом. – Видимо, она все рассказала своему отцу, потому что сегодня он вдруг позвонил.

Я подождал, чувствуя, как забилось сердце в груди, словно оно заблаговременно почуяло: здесь что-то не то.

– Родной, он поможет нам, – сообщила мама, плача от радости. – Он приходил сегодня днем и дал чек на десять тысяч долларов.

– Что он сделал?!

– Знаю, знаю, – сказала мама так, словно услышала в моем голосе радость, в то время как я пребывал, черт возьми, в ужасе. – Он хочет, чтобы нам хватило денег на каникулах, а я сосредоточилась на здоровье, а не на поиске работы. О, не могу передать, какое это принесло мне облегчение. Я чувствую… чувствую себя любимой.

На этом слове у нее перехватило дыхание, пока я заставлял себя делать глубокие вдохи, чтобы успокоиться.

– Он хороший мужчина. Отличный отец, – добавила она. – Намного лучше твоего. Будь я умнее, то отправилась бы на свидание с Кори в тот вечер, когда они оба пришли поужинать в мой ресторан.

– Мам!

– Ой, да я же шучу, – сказала мама, и я представил, как она машет на меня рукой, хотя мы оба понимали, что она вовсе не шутила.

– Не понимаю, – ответил я. – Что… зачем он так поступил?

– Потому что он добрый христианин, – примирительно сказала мама. – И потому что он увидел нуждающегося в помощи человека, и так вышло, что оказался в состоянии помочь.

Я сглотнул подступивший к горлу ком.

Кори и правда был хорошим человеком. Разве я не выдвигал отцу тот же аргумент? Не желал, как мама, чтобы в нашей жизни был Кори, а не мой папа?

Тогда почему в животе забурлило, как от прокисшего молока?

– Милый, это же хорошо. И я смогу вернуть тебе деньги, которые ты присылал, и ты погасишь тот кредит до того, как по нему начнут начислять проценты. Разве ты не видишь, что все стало налаживаться?

Но перед глазами у меня стояла лишь красная пелена.

Ведь знал, что Кори располагал средствами, чтобы помогать людям, но