Первым из распахнутых створок десантного трюма вышел Михаил Александрович - решительный будто танк. Шинель расстегнута, чтобы было видно красную генеральскую подкладку, фуражка сбита на затылок, левый глаз оценивающе прищурен. И почти одновременно двери штаба распахнулись, и в сопровождении нескольких мичманов-лейтенантов навстречу нам вышел морской офицер с погонами капитана второго ранга.

«Александр Васильевич Немитц, - сказала энергооболочка, - помощник начальника оперативного отдела штаба Черноморского Флота, будущий первый красный командующий Черноморским флотом. В Основном Потоке за личную храбрость награжден Георгиевским оружием, орденом „Святого Владимира третьей степени с мечами"; кавалер двух орденов „Боевого Красного Знамени", ордена „Ленина", медали „За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.“ и прочая, прочая, прочая...»

Когда прибывшие и встречающие обменялись приветствиями, Михаил Александрович предъявил свои верительные грамоты, скромно подписанные одним лишь именем «Николай». Кавторанг с невозмутимым видом прочитал бумагу, коротко сказал: «Адмирал вас ждет», - и повел вверх по лестнице, под перекрестным обстрелом взглядов местных обитателей, ошарашенных столь неожиданным визитом. А удивляться было чему. Если мы с Михаилом Александровичем смотрелись органично, то Кобра, Коба и особенно Ольга с Татьяной вызывали удивление. На Кобре мужской вариант формы «совьет милитари» выглядел вполне естественно, «Дочь Хаоса» убедительно покачивалась на бедре, совсем не походя на реквизит у плохой актрисы. Неплохо смотрелся и Коба в военной форме без знаков различия. Зато Ольга с Татьяной не только наотрез отказались облачаться в галифе, как Кобра, еще их ужасно смущал даже раннесоветский18 вариант женской формы: с юбкой защитного цвета, прикрывающей ногу до середины икры, так что из-под нее видны были только голенища офицерских сапог. Со своей стороны, на юбки, метущие подолами по полу, привычные великим княжнам, не были согласны ни курирующая эту компанию Кобра, ни наш эксперт по стилю мисс Зул. И теперь отчаянно краснеющие от всеобщего внимания девицы, поднимаясь по лестнице, лишь усилием воли сопротивлялись желанию привычным жестом приподнять свои юбки.

Но вот позади нас закрылись тяжелые двери адмиральского кабинета, и кавторанг Немитц коротко и внятно представил нашу компанию вице-адмиралу Эбергарду. На лице «железного старика» не дрогнул ни один мускул.

- Как я понимаю, господин Серегин, - обратился он ко мне, - если вы здесь, то это значит, что со дня на день Оттоманская порта объявит войну Российской империи...

- И не надейтесь, Андрей Августович, - ответил я, - нападение произойдет внезапно, без объявления войны, как и будет в основном принято в двадцатом веке. Вопрос только в том, стерпим мы эту пощечину или, зафиксировав факт начала военных действий, предпримем решительные меры, предназначенные к тому, чтобы ни одна турецко-германская лохань не вернулась на свои базы.

- Я не буду спрашивать, чем вы собираетесь нейтрализовать Гёбен, ибо подозреваю, что ответ может шокировать любого честного христианина, - хмыкнул Эбергард. - Но скажите, что вы намереваетесь делать, если после вашего решительного ответа турки так же решительно от всего отопрутся, сославшись на то, что адмирал Су-шон действовал самовольно, не имея султанского фирмана, необходимого для начала боевых действий?

- В случае попыток турок сделать вид, что они тут ни при чем, мой брат в качестве гарантии дальнейшего мирного поведения Турции потребует от турецкого султана передачи Российской империи контроля над Черноморскими проливами и всеми военно-морскими базами, - вместо меня ответил Михаил Александрович. - А если Мехмед Пятый вздумает отказаться, Россия объявит османам последнюю в их истории войну. И тогда дело будет за вами и Сергеем Сергеевичем. После некоторой дипломатической подготовки надо будет решительным ударом овладеть Проливами и, обезглавив османское государство, раз и навсегда утвердиться в качестве единственной черноморской державы.

-Должен добавить, - сказал я, - что ваш государь пожелал «Гёбен» к себе в трофеи. Я решил пойти ему навстречу, а потому этот один из самых современных на данный момент кораблей будет не потоплен, а захвачен на абордаж. Есть у меня в арсенале такое оружие, от действия которого не защитят каменные стены и стальная броня. Люди, попавшие под его удар, впадают в кататонию, сворачиваются калачиком и ждут, пока придут специально обученные люди и начнут отделять агнцев от козлищ. Так что на всякий случай подготовьте команды хорошо обученных офицеров и матросов, которые сразу после применения моего оружия поднимутся на борт «Гёбе-на», чтобы взять ситуацию под свой контроль, и на буксире или своим ходом приведут самую ценную турецкую движимость к причалам вашей базы.

- Так это ваше оружие, господин Серегин, предназначено для подавления мятежей? - понимающе кивнул Эбергард, видимо, вспомнив случай на броненосце «Потемкин», позже переименованном в «Пантелеймон».

- Не только для этого, Андрей Августович, - ответил я. - При захвате чужих городов, а тем более освобождении своих, излишние потери среди мирного населения тоже совсем не желательны...

- Ах вот оно как... - хмыкнул командующий Черноморским флотом, - ну что же - тем лучше, что вы такой гуманист. А то ходили про вас леденящие душу разговоры, что иногда вы приказываете не брать пленных, и тогда ваши жестокосердные железнобокие вырезают побежденных и окруженных врагов как волки овец.

- В том-то и дело, что иногда, - ответил я. - Если враг убивает русских пленных, добивает раненых или совершает непотребства с мирным населением, то я в воспитательных целях приказываю своим людям считать солдат и офицеров такого соединения или части не военнослужащими, а бандитами, безотносительно того, одеты они в военную форму или нет. Голову одного такого чудика, майора ландвера Пройскера, чьи люди покуражились в польском городке Калише, я даже бросил на рабочий стол кайзера Вильгельма, приложив к нему пояснительное письмо, требующее от германской армии приличного поведения, подобающего цивилизованным людям. И вроде подействовало! Не только там, где немецкие солдаты могут столкнуться с моими войсками, но и вообще, таких случаев стало гораздо меньше.

- Ну хорошо, раз так... - вздохнул вице-адмирал, - а то подумалось, что вы, как и некоторые наши люди, являетесь противником всего немецкого и ненавистником всей германской нации...

- Да как вы могли такое подумать, господин вице-адмирал?! - возмутилась Ольга Николаевна. - Сергей Сергеевич никогда не делит людей ни по сортам, ни по национальности, ни даже по сословиям, разделяя их только лишь на ангцев и козлищ.

Тут командующий