— Три последних поколения Гибилом правили лугалы, и мы каждый раз побеждали жителей Имхурсага, — вспомнил Эрешгун. — Последняя победа заставила Имхурсаг просить мира. — В голосе торговца слышалась гордость за свой город.

— Это странно, — задумался Хаббазу. — Сила вашего бога в городе стала меньше, а сила вашего города возросла.

— Дело не в богах, дело в людях, — решительно сказал Шарур. — Мы жили с этим девизом с тех пор, как Игиги стал первым лугалом. Если бы Энимхурсаг поверил, что Энгибил ослабел, если бы бог Имхурсага поверил, что люди Гибила заняты внутренними сварами, разве он не захотел бы вернуть то, что мы забрали у них за эти годы? Он же наверняка подумал бы: стоит ему протянуть руку, и потерянное вернется?

— С какой стати ему так думать? — спросил Эрешгун. — Мы же видим, Энгибил сейчас развил невиданную активность.

— Допустим, кто-то из гибильцев сбежал в Имхурсаг, — продолжал Шарур. — Предположим, также, что он умолял бы Энимхурсага дать оружие своим воинам, пойти войной на Гибил и восстановить утраченный порядок...

— Да где ты найдешь такого безумца? — спросил Эрешгун.

— Я бы пошел, — ответил Шарур.

Хаббазу пораженно уставился на него.

— Ты бы натравил Энимхурсага на своего бога!?

— А что делать? — спросил Шарур. — Если глаза Энгибила устремятся на север к границе с Имхурсагом, он уже не так внимательно будет следить за своим храмом. Может, тогда он не обратит внимания на вора?

— А-а-а. — Хаббазу длинно вздохнул.

— Подожди, сын мой, — заговорил Эрешгун. — Ты же не стал бы обсуждать это с каким-нибудь торговцем? Ты предпочел бы говорит прямо с богом, правителем города. А бог способен заглянуть глубоко в твое сердце и узнать, говоришь ли ты правду. И если он поймет, что ты лжешь, он ведь может и наказать тебя.

— Да, я пошел бы говорить с богом, который сам правит городом, — сказал Шарур. — Я бы пошел говорить с богом, чей народ лебезит перед ним. Я бы пошел говорить с богом, который очень захочет услышать слова, которые я скажу ему на ухо. А потом он очень захочет поверить в то, что я ему скажу. Боги, как и люди, верят в то, во что хотят верить. Если он поверит тому, что я скажу ему, то не станет разбираться, правду я говорю или нет.

Хаббазу поклонился.

— Сын главного купца, никто не сможет отрицать твоего мужества. Никто не посмеет утверждать, что ты не отважный человек!

— Мужчина должен быть смелым, — сказал Эрешгун. — Но смелый не значит безрассудный. Человек должен понимать разницу между тем и другим. — Судя по его взгляду, брошенному на сына, он считал, что Шарур не видит этой разницы. — Если ты ошибешься, если Энимхурсаг все же заглянет в твой разум, как человек, заглядывает в поясную сумку, проверить, все ли на месте, то ты пропал.

— Но что же может лучше отвлечь Энгибила, чем ссора с Энимхурсагом? — Шарур пожал плечами. — Энимхурсаг — глупый бог. Мы убедились в этом, когда сражались с его людьми. Мы убеждаемся в этом, когда сравниваем наши караваны с караванами из Имхурсага. Я уже побывал в Имхурсаге и вернулся невредимым. А то, что получилось сделать один раз, можно повторить и второй.

— Я согласен с тем, что Энимхурсаг не блещет умом, — заговорил Эрешгун. — Глупый бог, да. Но он бог, и у него есть сила бога. Ты говоришь, что тебе удалось вернуться невредимым? Но ведь Энимхурсаг чуть не убил тебя, хотя ты и представлялся торговцем из Зуаба. Ты же сам мне говорил!

— Что? — вскричал Хаббазу, — какой-то гибилец притворялся жителем моего города? Я оскорблен. Зуаб оскорблен. — Глаза вора воинственно сверкали.

Эрешгун не обратил внимания на его выкрики. Он продолжал:

— А на этот раз ты собрался идти в Энимхурсаг в своем истинном обличии. А он очень не любит жителей Гибила. Так почему бы ему сразу тебя не прикончить?

— Сначала он выслушает меня, отец, — Шарур назидательно поднял палец. — Виданное ли это дело? Чтобы человек из Гибила сбегал в Имхурсаг? Только одно это заставит бога меня выслушать. А когда он услышит, что я призываю его нанести удар по моему собственному городу, он будет просто танцевать от радости. И конечно, не станет вникать, с чего бы это гибильцу говорить такие диковинные вещи.

Хаббазу шумно почесал в затылке.

— Знаешь, сын главного торговца, то, что ты предлагаешь, очень рискованно. Тут твой отец прав. Но это мудрое решение, как мне кажется.

Эрешгун не сдавался.

— Сын, ты готов начать войну между Гибилом и Имхурсагом без разрешения Кимаша-лугала?

— Да, готов, — без колебаний ответил Шарур. — Кимаш-лугал предупредил Энгибила и его жрецов.

— И ты отправишься в Имхурсаг, зная, что теперь ничто не мешает твоей женитьбе на Нингаль? Рискнешь упустить шанс заполучить то, к чему стремился больше всего на свете?

Сильный вопрос. Теперь Шарур действительно колебался. В конце концов, однако, он сказал:

— Конечно, я бы хотел дождаться осени. Энгибил пытался не допустить моей свадьбы из-за этой чашки; другой причины у бога не было. Затем, опять же из-за этого, он изменил свое решение. Так что я пойду и вернусь. Я дождусь свадьбы!

— Вижу, ты твердо решил, — вздохнул Эрешгун. — Ты мужчина. У тебя мужская воля. Ладно. Отправляйся в Имхурсаг, если считаешь, что это поможет делу. Я останусь и буду молиться, чтобы у тебя все получилось.

«Молиться кому? — с недоумением подумал Шарур. — Никто в Гибиле, кроме рабов из Имхурсага, не станет молиться Энимхурсагу. Энгибил будет надеяться, что он потерпит неудачу. Великие боги Алашкурру тоже будут надеяться, что его миссия провалится. Весьма вероятно, что и великие боги Кудурру, боги солнца и луны, неба, бури и подземного мира, присоединятся к ним. Так кто же тогда остается? Никто.» Шарур чувствовал себя очень одиноким.

— Удача да сопутствует тебе, — сказал Хаббазу. Шарур задался вопросом, что он имел в виду. Вор жил бы себе спокойно, исполнял бы приказы своего бога, если бы не столкнулся с Шаруром. Однако,