так давно не плакал, что это удивило меня ничуть не меньше, чем Дарби. Я с восторгом смотрел на то, как шевелится малышка Дарби — вот она потянулась ручкой к лицу, взяла пальчик в рот и потянулась. Это было самое прекрасное зрелище из виденных мной, помимо Дарби.

— Ого, — ахнула Дарби, протягивая руку, чтобы коснуться экрана. — Это моя дочь.

— Она самая. Осталось только имя придумать, — сказала доктор Парк. Она убрала датчик и экран погас. Меня накрыло странное чувство потери и мне пришлось напомнить себе, что как такового ребёнка внутри монитора не было — Дарби носила свою крошку с собой — повсюду, где мы были.

Дарби с доктором Парк прошлись по короткому списку вопросов, потом зашла Шэннон, чтобы напоследок измерить ей давление. Доктор Парк вручила Дарби длинный рулон распечаток на прощание, а Шэннон оставила ей бумаги. Дарби села, вытирая остатки геля с кожи. Она наклонилась, волосы упали ей на лицо, скрывая его от меня, пока она продолжала медленно вытирать гель. Послышался всхлип, потом ещё один, и я нагнулся к ней.

— Ты в порядке? — спросил я, убирая волосы с её лица.

Дарби посмотрела на меня, а затем — на фотографии. Её глаза покраснели и наполнились слезами.

— Я не заслуживаю этого. Я не заслуживаю ничего из этого.

— Что за чушь, — нахмурился я.

— Я этого не хотела, — она коснулась живота. — Я приняла это, но я не хотела её, а она заслуживает быть желанной.

— Ты не хочешь её? — спросил я, чувствуя, как к горлу подступает ком.

— Хочу, — всхлипнула она.

— Детка, — сказал я, поднявшись на ноги и прижав её к себе сбоку. — Я ведь тоже не хотел заводить детей. То, что ты чувствовала, совершенно естественно. Если беременность не запланированная, большинство людей испытывают схожие чувства.

Она помотала головой, снова всхлипнув. Я пересёк комнату и достал пару салфеток из коробки, протянув их ей. Затем я помог Дарби подняться на ноги и мы вышли на улицу, держась за руки, но ей не становилось лучше, даже когда мы сели в машину. По её лицу продолжали бежать слёзы. Я не знал, что сказать или сделать, чтобы всё исправить, поэтому я просто держал её за руку.

— Это именно то, что ты собиралась сказать мне, прежде чем появилась доктор? — спросил я. — Ты подумываешь о том, чтобы отдать ребёнка на усыновление? Или…ты собираешься…?

Она уставилась на скомканную салфетку в своей руке.

— Я всё на свете отдала бы, лишь бы вернуться в прошлое и всё исправить. Сделать так, чтобы Шон никогда не повстречался на моём пути. Стать кем-то другим и начать всё сначала. Мне нелегко говорить это тебе, но ты заслуживаешь правду.

Всё моё тело напряглось, готовясь к тому, что она скажет дальше.

— Дело не в тебе. Ты потрясающий. Ну кто ещё полюбил бы женщину, беременную от другого, и остался бы с ней? Но это совсем не то, о чём я мечтала, будучи девочкой. Каждый день переживать из-за того, удастся ли мне прокормить нас… знаю, ты хотел бы взять эти заботы на себя. Я понимаю это, но и ты должен понять, что ты не первый, кто появился в моей жизни и заставил поверить в свои обещания.

— Дарби, — нервно сглотнул я. Совсем не такого разговора я ждал после визита к врачу. Звучало так, словно она собирается меня бросить, и мой мозг лихорадочно искал способ нас спасти. Я постарался ответить самым рациональным способом. Старался дышать ровно и не паниковать. — Давай проясним… Мне кажется, или ты хочешь сказать, что я единственный, кто этого хочет? Кто хочет, чтобы мы были вместе. Ты именно это… хочешь сказать?

Она высморкалась и помотала головой.

— Нет. Вовсе нет. Я говорю, что я была напугана и не ценила эту идеальную малышку и мужчину, который любит нас обеих. Я не заслуживаю ни одного из вас. — Она прикрыла лицо руками. — Я ужасный человек.

Я вздохнул с облегчением, откинув голову на подголовник и ожидая, пока схлынет адреналин. Когда мои руки перестали трястись, я потянулся и перетащил Дарби через консоль, усадив её себе на колени.

— Почему ты любишь меня так сильно? — спросила она, с трудом осмеливаясь посмотреть мне в глаза. Она сгорала со стыда, и мне хотелось избавить её от этого чувства.

— Ты знаешь, почему. У этой малышки уже есть два любящих её человека — мама, которая сделала то, на что не способно большинство людей, чтобы уберечь её, и мужчина, который отчаянно хочет стать для неё папой. Знаешь, что я увидел на приёме у доктора Парк сегодня? Мои чувства не выразить словами. Я ни за что не дезертирую с этого корабля, Дарби. Я люблю тебя, — я взял фотографии у неё из рук. — И её тоже. Я готов принять пулю за вас обеих.

— Я знаю, — расплакалась она. — Любой нормальный человек был бы признателен судьбе за неё и за тебя, и мне стыдно, что, пусть всего на миг, но я подвела вас. Я трусиха. Прости меня.

Я притянул её ещё ближе и поцеловал в щёку. Ни разу в жизни я ещё не испытывал такого облегчения, услышав, что меня не ценят. Я просто радовался, что больше она так не считает.

— Ты так строга к себе. Случайная беременность кого угодно напугала бы, как и необходимость впустить в жизнь своего ребёнка нового мужчину после всего того, через что ты прошла. Дарби, ты, может, и была испуганной, но именно это и делает тебя храброй. Ты сомневалась во мне, и это делает тебя ответственной. Я бы поменял в тебе всего лишь одну вещь.

Эти слова привлекли её внимание. Она посмотрела на меня. Её тушь потекла и осыпалась поверх влажных от слёз кругов у неё под глазами.

— Я бы хотел, чтобы ты любила себя так же, как я. Эта маленькая девочка… ей нужно видеть это. Потренируйся как следует перед её появлением.

Дарби прижалась виском к моему лбу, всхлипнув пару раз, приходя в себя.

— Ты прав. Я должна простить себя за многое.

— Будь на твоём месте кто-то другой, ты бы его уже простила.

— Ты прав, — сказала она после непродолжительной паузы. — Я бы простила… ладно. С этого момента Горошинка получит меня прежнюю. Только лучше. Думаю, это значит, что она получит новую меня.

Я улыбнулся.

— Ей нужно имя, — продолжила Дарби, вытирая глаза. — Не можем же мы и дальше называть её Горошинкой.

— А мне нравится Горошинка.

— Мы… мы могли бы придумать ей