Наследники Лелеску были не во всем похожи на отца. Джиджи позаимствовал у старика только высокий рост. В отличие от отца он был почти лысый и имел склонность к ожирению. Занимался он также спекуляцией продуктами, но в гораздо больших масштабах. Разъезжая по стране из города в город, он скупал все, начиная от черного и красного перца до муки и подсолнечного масла, и перепродавал потом в Бухаресте. Последнее время он специализировался на подсолнечном масле, которое в провинции можно было купить в три раза дешевле, чем в столице. Сначала он вместе с компанией других спекулянтов ездил с фанерными чемоданами, в которых были спрятаны бидоны, по Олтении и Банату, где они скупали масло у частников прямо из-под пресса. После национализации по всей стране еще много оставалось подобных прессов, так называемых крестьянских маслобойных жомов, которые благодаря низкой производительности не попали под указ о национализации. Однако на самом деле эти крестьянские жомы представляли собой иногда настоящие маслобойки, оборудованные современными машинами.

Через некоторое время Джиджи Лелеску и Шмилович решили, что подобные путешествия с чемоданами невыгодны и весьма рискованны. Несколько раз Джиджи Лелеску и его товарищам из-за внезапных проверок милиции, особенно на Северном вокзале в Бухаресте, приходилось прыгать с поезда, бросая свои чемоданы. В конце концов Джиджи решил обосноваться в одном маленьком городке в Банате. Там он установил связь с кладовщиком на железнодорожной станции и проводником почтового вагона и стал трижды в неделю отправлять бидоны, забитые в ящики, к Шмиловичу в Бухарест. Все это происходило в пятидесятом — пятьдесят втором году, когда государственная промышленность не могла удовлетворить потребности населения в подсолнечном масле и у магазинов стояли длинные очереди, собиравшиеся еще с ночи. Сначала Джиджи Лелеску жил в гостинице, а потом, так как он имел дело с одними и теми же людьми, один из хозяев жома предложил ему поселиться у него. Вследствие этого Джиджи очень редко приезжал в Бухарест. Джиджи был единственным членом семьи Лелеску, который оказывал Франчиске знаки уважения, и, когда бывал в Бухаресте (а это за последнее время случалось все реже и реже), он приглашал ее в театр или на прогулку, и хотя постоянно получал отказ, тем не менее продолжал приглашать ее, пытаясь подражать манерам светского человека, что ему порой и удавалось. Хотя из всех детей старика Лелеску один Джиджи сам содержал себя, отец не мог его выносить. Часто, когда Джиджи приезжал на несколько дней в Бухарест, старик ссорился с ним, а порой и бил его (старик обладал необычайной физической силой). Джиджи никогда не оказывал сопротивления и почти не отвечал отцу, чем и заслужил ненависть и презрение брата и сестры, которые интуитивно чувствовали его мягкотелость. После нескольких лет спокойной и доходной торговли он женился на бывшей жене одного из хозяев маслобойки, которая бросила мужа, когда из-за налогов он закрыл свое предприятие, и окончательно обосновался в провинции.

Мелания, высокая, хорошо сложенная, чуть полноватая, с правильными чертами лица, выглядела почти красивой. Только во взгляде у нее была какая-то суровость. В квартире, которую занимала семья Лелеску, ей принадлежала комната. Любовником Мелании был грек, отец троих детей, проживавший со своим семейством в доме во дворе. У этого грека была необычайно белая и мягкая кожа и жесткие курчавые волосы. Их связь была известна всем и считалась законной, так что любовники даже гордились друг другом. Основой их союза была неприкрытая, даже вызывающая чувственность, и поскольку любовники не скрывали своей удовлетворенности друг другом, то все признали эту связь и даже поощряли ее. Единственным человеком, не желавшим помириться с этим, была жена грека, маленькая, сухая женщина со страдальческим лицом, большими, выцветшими, всегда заплаканными глазами. Она часто целыми часами простаивала у ворот, поджидая мужа. Связь Мелании и грека продолжалась несколько лет. В конце концов Мелания вышла замуж за инженера, веснушчатого блондина, которого она подыскала, по всей вероятности, на скорую руку. Все семейство Лелеску и грек, который продолжал жить у них во дворе, приняли его снисходительно, с нескрываемой иронией. Покидая дом, Мелания вела себя вызывающе, а весь двор смотрел на жену грека, ожидая каких-то изменений в ее выражении лица. Но та, маленькая и худая, продолжала, как и прежде, ходить с плотно сомкнутыми губами и глазами, полными слез. Вскоре стало известно, что грек вступил в связь с девчонкой-гимназисткой.

Младший сын старика Лелеску, Пауль, не лишенный привлекательности, с выразительным лицом, холодными глазами, больше других унаследовал от отца все его достоинства и недостатки. Где именно он работал, было трудно сказать, так часто он менял места службы. В тот момент, когда Франчиска поселилась в доме Лелеску, Пауль работал в бухгалтерии больницы Колентина.

Пауль носил костюмы из дорогой материи, сшитые у первоклассных портных, но с первого же дня, как только он их надевал, они казались засаленными. Пауль, как и все члены его семейства, был неаккуратен. Спал он в белье, которое давно нужно было бы сдать в стирку, на красных подушках без наволочек, укрываясь шелковым стеганым одеялом в сальных пятнах, без пододеяльника. На это же одеяло он ложился после обеда, не раздеваясь и не снимая ботинок.

Он имел успех у женщин и этому занятию посвящал большую часть своего времени. Предметами его молниеносной страсти были аптекарши, продавщицы, машинистки, учительницы. Хотя его любовные связи длились недолго, Пауль старался на свой манер эксплуатировать любовниц, сочетая таким образом приятное с полезным. Он никогда не брал денег у них, но вел себя так, что вынуждал их делать ему различные подарки: галстуки и билеты в театр, дорогие авторучки, заколки из благородных металлов и даже часы. Дело доходило до курьезов: принимая от своей любовницы подарок, он требовал и расписку, которая подтверждала бы, что он берет ту или иную вещь в качестве залога за определенную сумму, данную им в долг (фиктивно, конечно). Подобные меры предосторожности не были лишены смысла, потому что к нему ходили самые различные женщины, низенькие и высокие, блондинки и крашеные, с красивым лицом, но тощими, как палки, ногами или с хорошей фигурой, но самой заурядной физиономией, которые после разрыва отношений часто требовали у него подарки обратно. Порой происходили комические разговоры. Так, например, однажды Франчиска присутствовала при разыгравшейся сцене, когда высокая элегантная женщина сухим тоном требовала вернуть ей набор пуговиц, а в другой раз маленькая, пышущая здоровьем аптекарша