Я поднял голову и посмотрел на него. Глаза скользнули по его лицу, по уродливым боевым отметинам. Даже предполагать не буду, что он пережил, чтобы стать таким.

— Какое наказание за убийство, напомните? — спрашиваю глухо.

Сокамерники переглянулись. Лысый старикан хмыкнул и скрестил руки на груди и с удивлением спросил:

— Ты это серьёзно? Нет, погоди, ты не шутишь?

— Может, он нас разыгрывает? — протянул худощавый. Уголок его рта задёргался.

— Нет, он не шутит, — сказал шрам, внимательно глядя на меня.

— Смертная казнь, парень, — наконец равнодушно произнёс татуированный старик. — С убийцами в этом городе долго не церемонятся, а за двойное убийство вовсе на площади при народе вешают. Неужели ни разу не видел, как забавно висельники сучат ногами?

— Нет, меня не привлекают подобные зрелища.

— Ну да, тебе лучше всё самому прочувствовать. — загоготал Худощавый.

Смертная казнь.

Я закрыл глаза и прижал пальцы к вискам, осознание содеянного пришло будто только сейчас. Я убил человека. Нет, даже двоих. И их кровь до сих пор на моих руках.

Не хотел этого. Не планировал. Просто не сдержался: подростковое тело, гормоны, эмоции, проклятые тени в голове и проклятая способность.

Я бы не допустил, чтобы на мать напали, или кто-то поспел войти в дом, пока целитель делает своё дело. Будь те уроды живы, они не позволили бы целителю потратить силы и время на лечение матери.

Надеюсь, всё не зря. Надеюсь, целитель помог. Её жизнь точно стоила того, чтобы убить этих двух. Уверен, на руках того купца и его охранника куда больше крови, чем сейчас на моих.

Подняв голову, я оглядел сокамерников.

Шрам всё ещё смотрел на меня с интересом. Лысый зевнул и уставился в стену, а худощавый рассматривал длинные жёлтые ногти, нервно подёргивая уголком рта. Великан в соседней камере продолжал что-то бормотать или даже напевать.

Головная боль ещё не успела пройти полностью, а я уже начал обдумывать план побега. Сидеть здесь и ждать казни я не собирался. Если я умру, то только при попытке побега.

Более-менее реалистичные схемы вырисовывались только при массовом побеге — одному мне не справиться. Эти люди вокруг меня выглядели как отбросы общества: грубые, опасные, готовые, возможно, и убить за кусок хлеба. За что сидят здесь они?

Наши руки не скованны и не связаны, когда страж откроет дверь, мы вольны обезоружить его и дальше двигаться наудачу… Нет, глупости. Нужен план, нужно знать, что ждёт нас впереди, где мы находимся хотя бы приблизительно.

Шрамированный мужик и старик с татуировкой выглядят достаточно сильными, чтобы занять одного стражника из двух (если воины ходят в паре). Я с худощавым могу заняться вторым — худощавый выглядит достаточно ловким, чтобы отвлечь охранника, или зайти сзади, пока я буду отвлекать.

Вряд ли мы вырвемся из тюрьмы вчетвером, но, если забрать у стражника ключи, можно освободить великана. Громила выглядит самой большой загадкой. Его массивные руки закованы в железо, но, если нам удастся его освободить, возможно, он присоединится к нам, и мы сможем вырваться отсюда впятером. А если ударить заклинанием по стражам, вырвемся точно.

Но стражники — не купец с охранником, они мне точно ничего плохого не сделали. Они просто выполняют свою работу. Однако, если я останусь здесь, меня повесят на площади, устроив из этого целое представление. И это точно не в моих интересах.

Эта мысль била по сознанию, как молот, и каждый новый удар заставлял меня шевелить мозгами. Я не могу просто сидеть и ждать своей участи, не могу успокоиться и считать часы до казни.

Я поднял взгляд на сокамерников. Шрамированный сидел напротив, лениво ковыряя грязным ногтем в зубах. Лысый старик развалился на лавке в углу, прикрыв глаза. Худощавый расхаживал взад-вперёд, время от времени бросая на меня хмурые взгляды.

Я глубоко вдохнул и начал:

— Как я понимаю, со дня на день меня заберут на виселицу.

Шрамированный прищурился, но ничего не сказал. Лысый хмыкнул, не открывая глаз.

— И? — спросил третий.

— А что насчёт вас? Просто я думаю, что тюрьма — последнее место, где хочется провести оставшиеся годы. Особенно если у кого-то из вас срок в десяток лет или смертная казнь.

— Ты что-то хочешь нам предложить, парень? — наконец спросил худощавый, остановившись и повернувшись ко мне. Его щека дёрнулась, а уголок рта изогнулся в странной усмешке.

— Я думаю, что мы могли бы выбраться отсюда, — сказал я, стараясь говорить спокойно и уверенно. — Вместе. Мы можем объединиться.

— Погоди, пацан, — усмехнулся исполосованный, подняв руку. Его голос прозвучал резко, как удар хлыста. — Не нужно таких разговоров.

Я замолчал и посмотрел на него с удивлением.

— Что? Почему? Вы что, собираетесь просто сидеть здесь годами? — спросил я, чувствуя, как внутри начинает закипать раздражение.

Шрамированный вновь усмехнулся и покачал головой.

— Я послезавтра выйду, — сказал он спокойно. — Морду товарищу в таверне разбил. Не смотри на мои шрамы — это я спьяну в окно головой воткнулся. Дурацкая история.

Я моргнул, не зная, что ответить. Послезавтра? Он серьёзно?

— А эти двое? — спросил я, кивнув на старика и худощавого.

— Лысый тут за то, что украл пару куриц у соседа. Ему через неделю домой идти и зарабатывать на возмещение краденного. А этот… — он кивнул на худощавого, который нервно дёрнул плечом и отвернулся. — Этот просто пьяным на улице буянить начал. Его к вечеру отпустят.

Надежда на побег таяла.

— Никто из нас не собирается рисковать своей свободой. А ты выглядишь так, будто тебя сюда специально посадили в роли провокатора, — продолжил полосованный. — Я сомневался в этом, но, когда ты попытался подбить нас на глупости, перестал. Раскусил тебя, как гнилой орешек. Что там, страже нужно план по тяжким преступлениям выполнять? Не дождётесь!

— Да я просто… — начал я, но он перебил меня снова, подняв ладонь.

— Сиди и молчи, парень. Ещё раз попытаешься завести такие разговоры — кликнем стражу.

— Меня точно повесят, — выдохнул я.

Шрамированный пожал плечами.

— Даже если и так — это твои проблемы, парень.

Я ссутулился, глядя в пол. Мысли роились в голове, как разъярённые осы. Побег, побег. Это слово стучало в висках. Я прогонял в голове