быть иначе?

– Вам не обязательно никому ничего доказывать, Каллия. Это… – Он помедлил, с трудом подбирая слова. – Это просто дурацкое соревнование в старом городе, который трудно даже на карте найти. Вот и все.

– Вам легко говорить. Вы несколько лет наслаждались известностью. Я сражаюсь за каждый день.

– Вы же понимаете, что ваши таланты достойны более широкой публики, – возразил он. – Не обязательно тратить силы на такое мелкое шоу.

– Каждый шаг к вершине важен. И, прошу вас, не надо разговаривать со мной свысока. – Каллия сжала зубы. – Уверяю вас, я прекрасно знаю, что не обязана ничего им доказывать. Для меня важно, что́ я докажу себе. Сдаться – значит пренебречь всем, на что я способна. И я уже столько всего преодолела.

В ее глазах засверкал новый свет. Огонь амбиций. Блеск брони, которую она надевала каждый день. Не то притворство, за которым Каллия пряталась, делая вид, что ей все равно, а настоящие чувства, настоящее желание добиться цели, какого он еще никогда ни у кого не видел.

– Перестаньте так на меня смотреть.

Дэрон покраснел и отвел взгляд.

– Так – это как?

Каллия скрестила руки на груди.

– Да бросьте. Вы намного проницательнее, хоть и не подаете виду. Даже я это заметила.

То, как она это сказала, встревожило Дэрона. Будто старый друг, и это было очень странно. Он успел потерять так много друзей. Избавиться от болванов, с которыми Дэрон веселился на вечеринках много лет, оказалось проще, чем от девушки, которую он знал совсем недолго. Она выделялась из толпы, отказывалась сдаваться и настолько хотела победы, что готова была терпеть его.

Судя по взгляду, ей действительно это было нужно.

Дэрон устало вздохнул.

– Мне же не придется танцевать, правда?

Ее сурово сжатые губы дрогнули.

– В первый раз я танцевала, чтобы привлечь внимание. Если я снова сделаю то же самое, будет уже перебор.

– Разве вы не любите танцевать?

– Обожаю. Особенно когда это может принести мне пользу.

– Следует отдать вам должное, у вас все продумано.

– Сочту это за комплимент, – расцвела Каллия, пропуская его к выходу. – Вам даже не придется напрягаться.

Именно этого она хотела: взять управление в свои руки, чтобы никто ей не мешал. Для Дэрона это тоже было бы идеально, но почему-то он возразил:

– Так не пойдет.

«Замолчи».

«Что ты творишь?»

– Серьезно? – Плечи Каллии поникли. – Вы столько отпирались, а теперь вдруг хотите помочь?

– А вы хотите устроить еще одно опасное происшествие? Боюсь, это не добавит вам очков. – Почему он не мог просто помолчать? Чем дольше он боролся сам с собой, тем больше успевал сказать предательский внутренний голос, вырвавшийся наружу. – Вы, наверное, задумали какое-то масштабное, яркое зрелище с рискованными трюками, но я не стану стоять в стороне, как реквизит, изображая наставника, который все это одобрил.

– И что мы будем делать, судья Демарко? – фыркнула Каллия. – Впервые вижу, как человек, который не хотел быть наставником, вдруг начинает так охотно раздавать советы.

– Я, может, и не хотел быть наставником, но все же могу вас многому научить.

– Каким-то новым приемам? – Она заинтересованно склонила голову набок. – Вроде вчерашнего? Научите меня этому, и я, возможно…

– Нет. – Дэрон сглотнул. Его сердце забилось быстрее. – Не приемам. Не магии. Этому я вас учить не стану.

– Тогда чему?

Несмотря на всю его нерешительность, ему хотелось поделиться с ней чем-то ценным. Он мог научить ее умеренности, умению мудро распределять силы, а не тратить их все без остатка. Впечатлить публику можно было по-разному, и далеко не все способы требовали расхода сил. Эффект неожиданности тоже мог произвести впечатление.

– Узнаете, когда начнем, – сказал Дэрон.

Каллия уставилась на него оценивающим взглядом, сверкнув глазами.

– Похоже, вы будете не просто реквизитом.

28

Это явно был сон.

Каллия вошла в свою оранжерею. В окна светило солнце. Повсюду росли незнакомые цветы. У одних вместо лепестков были языки пламени, другие медленно хлопали крыльями. Сочные листья распространяли изысканные ароматы. Она почувствовала запах дыма, роз и зимнего холода.

Кто-то ждал ее в гуще зелени и теней.

Незнакомец.

С каждым шагом навстречу ему оранжерея темнела. Огненные лепестки сделались серыми, вместо теплых солнечных лучей на усыпанный листьями пол легли пятна лунного света. Каллия вздрогнула.

Зазвучал глухой ритм, сотрясая стекла в окнах. Резко взвыли трубы, загремели барабаны, а струнные вплели свою оживленную мелодию в эту дикую музыку. Как будто прямо за окном открылись двери клуба.

Собственный бешеный пульс отдавался у нее в ушах. Каллия шагнула навстречу фигуре, скрытой среди листьев. Высокий, широкоплечий, необъяснимо знакомый силуэт. Она протянула к нему руку…

И обнаружила лишь высокое зеркало в узорчатой раме.

Ее собственный силуэт в отражении.

Если здесь и был кто-то другой, он уже исчез. Каллия осмотрелась по сторонам, потом постучала по стеклу, и вдруг застыла, прижав кулак к поверхности зеркала. В отражении ее окружала темнота, густая, как дым. Ни огненных цветов, ни ярких пятен. Каллия оглянулась через плечо – за спиной по-прежнему была оранжерея, ароматная и полная жизни.

Но отражение показывало другую сцену, другой мир.

Окна, окружавшие ее со всех сторон, в зеркале были закрыты позолоченными решетками.

«Я не бросал тебя в клетку».

Воздух вокруг словно уплотнился. Музыка зазвенела громче и быстрее. Сердце Каллии громко стучало. Она сделала шаг назад, готовая броситься бежать.

Внезапно из зеркала вырвалась ледяная рука и схватила ее за шею.

Каллия подскочила на постели, проснувшись в холодном поту.

Она судорожно осмотрелась. В комнате было темно, хотя в просвет между занавесками проникали лучи солнца. Каллия очнулась одна, вокруг было тихо, но в ушах продолжала звенеть музыка из сна. Казалось, эта мелодия останется с ней навечно.

Каллия потерла уши, пытаясь прогнать воображаемые звуки, а потом обхватила колени руками. Ей уже не впервые снился этот сон, и после них она чувствовала себя так, будто умирает. С каждым разом становилось все хуже.

Лоскуток с розой лежал на прикроватном столике рядом с догоревшей свечой. Большую часть ночи Каллия лежала без сна, уставившись на вышитый узор, словно могла одним взглядом вернуть ему былую красоту.

Но роза оставалась увядшей, а ее лепестки продолжали осыпаться.

Каллия скинула с себя одеяла, подошла к окну и распахнула занавески, впуская в комнату болезненно яркий свет. Лучи солнца помогали быстрее прогнать отголоски сна, а небо Глориана по утрам было серым, но ослепительно-светлым. Оно всегда выглядело так, будто вот-вот начнется дождь. Словно глаза, полные слез, которые никак не прольются.

Каллия успела привыкнуть к этому и уже не удивлялась острым шпилям