– Ну что мне сделать, чтобы ты перестал? – спросила она, сцепив зубы, и подошла к камину. – Я не могу вернуться. Я даже уехать отсюда не могу.

Казалось, сам город обратился против нее, став тем, о чем предостерегал ее Джек с самого начала. Никто из них не мог уехать, а значит, скоро пострадает кто-нибудь еще. Будут новые происшествия, новые неудачные выступления, а ей остается лишь смотреть и ждать, когда кукловоду надоест эта игра.

– Чего ты хочешь?

– Дело не в том, чего я хочу, – ответил он. – Это никогда не имело значения.

Ее охватил гнев. Она резко обернулась, чтобы потребовать объяснений, но увидела лишь стакан, одиноко стоящий на столе. На диване никто не сидел, в комнате никого не было.

Ни следа присутствия Джека.

То, что он исчез, только сильнее разозлило ее. Он не имел права вламываться к ней, как ураган, когда ему заблагорассудится, переворачивая все на своем пути. Неужели ему мало того, что он уже натворил?

У нее в груди стало тесно, ноздри раздувались.

Неужели ему мало?

Она не успела и глазом моргнуть, как уже пересекла комнату и схватила оставленный на столике стакан. На его краешке еще блестела влага. Прерывисто дыша, Каллия швырнула его изо всех сил. Стекло разбилось о стену, а остатки вина потекли вниз, будто капли крови.

Горячие, непрошеные слезы застилали ей глаза.

«Прекрати».

Она вытерла щеки тыльной стороной руки.

«Прекрати».

Но вслед за первыми слезами выступили новые, стекая по лицу одна за другой. Чувства, которые Каллия так долго сдерживала, в конце концов вырвались наружу.

Раны, оставленные жизнью в Доме, снова открылись. Призраки и иллюзии, воспоминания, которые удалось сохранить. Воспоминания, которые были украдены. И ее худшее заблуждение – Джек, который сделал все, чтобы лишить ее выбора. Который давал ей все, но отнимал ровно столько же.

Снова и снова.

Даже сейчас. Даже здесь.

Каллия упала на колени, крепко обхватив себя руками. Боль была такой мучительной, такой внезапной. Она так долго сдерживала ее, надеясь, что справится. Что, если спрятать чувства в самый дальний уголок души, их не придется проживать. Что боль не сможет помешать, если не поддаваться ей.

И вот она сбежала из Дома. Отправилась в Глориан. Преуспела в состязании. Оказалась сильнее своих слабостей, сильнее боли. Иначе и быть не могло.

– Каллия?

Она вздрогнула, услышав, как хлопнула дверь. Перед глазами возникла расплывчатая фигура, которая кинулась к ней. Аарос. Его лицо, уже более отчетливое, появилось прямо перед ней. Она еще никогда не видела его таким встревоженным.

– Во имя Зароза, Каллия, почему ты не в постели? Что случилось?

Слезы снова полились из глаз, и на этот раз она даже не попыталась их сдержать.

– Я… – Каллия по привычке перебрала отговорки. – Все так болело, мне не хватало свежего воздуха.

– И ты решила, что его станет больше, если ты разобьешь стакан об стену? – Он покосился на осколки и винные пятна. – Скажи правду.

– Это и есть…

– Перестань притворяться и делать вид, что все в порядке, – пробормотал Аарос, сжав зубы. – Поверь, я знаю, каково это – вечно выдумывать отговорки и надеяться, что никто не заметит. Рано или поздно кто-нибудь все равно замечает.

Острый взгляд его темных глаз выжидающе остановился на ее лице.

В них читалась тревога. Много тревоги. Ей было больно оттого, что он видит ее в таком состоянии. Аарос помрачнел, словно его боль соединилась с ее болью, как только он вошел в комнату.

Не успела Каллия и глазом моргнуть, как Аарос уже сел рядом с ней и осторожно обвил ее руками, стараясь не задеть раны.

– Что ты делаешь? – спросила она.

– Помогаю тебе со всем справиться. – Он уткнулся подбородком в ее макушку и принялся гладить ее по волосам. – Тебе не обязательно делать этой одной.

Именно так она всегда и поступала. Одна восстанавливала силы, одна обдумывала неудачи. Все делала одна, потому что лучше так, чем позволить кому-то увидеть ее слабой и разбитой. Тем более если никто все равно не мог помочь.

– Давай-ка уложим тебя в кровать, – сказал Аарос. – У тебя был… тяжелый вечер.

У нее не нашлось сил даже на то, чтобы фыркнуть.

– Я слишком устала, не могу пошевелиться.

И слишком напугана. Она боялась остаться в одиночестве, боялась закрыть глаза.

Все вокруг плыло, а взгляд постепенно затягивала темнота.

– Тогда отдохни. – Аарос вздохнул и помог ей поудобнее устроиться на полу. – Я никуда не уйду.

– Обещаешь?

Если он и ответил, Каллия уже ничего не услышала, провалившись в теплый сон.

26

Дэрон ввалился в свой номер, сдерживая тошноту. В голове крутились две важные мысли.

Во-первых, последний напиток явно был лишним.

Во-вторых, как только наступит утро, нужно потребовать себе другой номер.

Каждый раз, когда Дэрон шел по коридору, он то и дело сворачивал к ее двери, стоял, смотрел. Он уже выучил каждую деталь. Каждый резной узор, каждую царапинку вокруг ручки. Последний неудачный визит заставил его принять решение: никогда больше не прикасаться к этой двери, что бы он ни услышал.

А сегодня Дэрон чуть не постучал, хотя у него не было на это причин.

Он запустил пальцы в волосы, услышав внезапный грохот. Кажется, разбился стакан, или, может, ему снова почудилось. Он решил не обращать внимания. Холод пронизал его до костей. Дэрон прошел глубже в номер, едва не споткнувшись в темноте, которую разрезали только пятна лунного света, разбросанные у него на пути.

Свет. Нужно было зажечь свет.

Огонь. Свечи.

Когда-то это было так просто.

Камин в гостиной, полный теней и пепла, тускло мерцал темно-оранжевым светом умирающих углей. Стремясь устроиться поближе к теплу, Дэрон бросил сюртук на край дивана, но промазал, уронив его на ковер. Он и сам чуть не упал рядом от усталости, и дело было не только в спиртном, которое постепенно выветривалось, но и в магии.

Все его мускулы подрагивали.

Тело давно отвыкло от такого напряжения.

В руках пульсировала энергия, оставшаяся после того, как он сотворил свет несколько часов назад. Чтобы защитить Каллию на глазах у всего зала.

Это воспоминание теперь казалось ему бредовым сном.

Дрожь постепенно усиливалась, охватывая все тело. В Глориане было ужасно холодно, особенно по ночам, когда беспощадный мороз пронизывал воздух. Дэрон мрачно уставился на гаснущие угли в камине. У него не было сил даже дотянуться до растопки, лежавшей на каминной полке, чтобы развести огонь.