от нашей связи он становился сильнее. Поклялась не только брать, но и отдавать как можно больше. Собралась сказать ему об этом, но тут Анжеика тихо вскрикнула, чем сразу привлекла к себе наше внимание.

Ивар очнулся. Мы придвинулись к нему и ловили каждое его слово, каждый жест, пока он хмуро, недовольно ворчал, отстраняя от себя руку лекаря:

– Зачем вы мне пальцы в лицо суете? Их три. Теперь пять. Зачем это? Со мной все нормально.

Мы улыбались и радостно переглядывались с ребятами.

Грей склонился над Иваром и сообщил в свойственной ему приказной манере:

– Вставать нельзя. Сейчас принесут носилки. Побереги силы, это временно. До госпиталя.

– Какого еще госпиталя? – возмутился Ивар.

– Милосердия. В Дарате, – терпеливо ответил Грей.

– Я никуда с вами не поеду, – категорично заявил Ивар и настороженно осмотрелся. Заметил Анжеику, сидевшую по другую сторону от него и державшую его за руку. Дернулся явно от неожиданности, забрал свою руку и проворчал: – Ты чего в меня вцепилась, красавица?

– Переживала за своего защитника, – строго ответила Анжеика, передернув плечами. – Но теперь вижу, с тобой все в порядке, так что ухожу.

– Не спеши. – На лице Ивара расплылась незнакомая мне похабная улыбка. Он перехватил руку Анжеики, потянул на себя и нагло заявил: – Если нужен защитник, я готов хоть сейчас, малышка. Ты уже прошла отбор?

– Что? – Анжеика даже не стала вырываться, настолько удивилась.

– Отбор, – терпеливо повторил Ивар. – Проверка на магические способности и чистоту. Если уже проверилась, предлагаю вместе покуролесить. Я буду тебя защищать со всем рвением. Обещаю, тебе понравится.

Он попытался поиграть бровями, но тут же нахмурился и прижал ладонь к ободранному, в кровоподтеках лицу.

– Что же так больно-то? – спросил недоуменно, коснувшись глубокого пореза над бровью. – Народ, чем меня так приложило?

Грей прокашлялся и красноречиво взглянул на наблюдавшего за Иваром лекаря. Тот кивнул, подался ближе. Заглянув в лицо Ивару, вкрадчиво уточнил:

– Сколько вам лет, молодой человек?

– Сколько есть – все мои, – нахально ответил тот.

– И все же, – настаивал лекарь. – Скажите, как давно вы закончили академию?

– Чего? – Ивар хохотнул. – Какую еще академию? У меня пока и отбора не было, дядя. Или уже был? Я, кажется, чуток во времени потерялся.

– Нет-нет-нет, – зачастила Анжеика. – Этого не может быть. Ты что, забыл меня? Ивар, посмотри, ты помнишь?!

Он отпустил ее руку, чуть отклонился и попросил:

– Давай-ка временно воздержимся от близости, малышка. Очень уж ты чудная. И вообще, мне нужно идти. С вами хорошо, уважаемые, но…

Он попытался встать. Побледнел и с крайне изумленным выражением лица вновь осел на землю. Его глаза закатились, сознание отключилось.

Анжеика в абсолютной растерянности обернулась к нам и потерянно прошептала:

– Он забыл…

И даже Нила в этот раз промолчала – настолько необычное выражение лица было у нашей королевишны.

– В госпитале его быстро приведут в чувства, – с уверенностью заявил Грей и строго глянул на лекаря. – Так ведь?

Тот сперва поджал губы, но кивнул:

– Обязательно. Но пока никаких расспросов, тревог и травм. Аккуратно перенесите его в телегу. Кто-то должен все время оставаться рядом, вот вы, например, – он указал на Оллера, – у вас достаточно сил, чтобы уложить этого молодца обратно, если вдруг тот внезапно захочет уйти.

– Как скажете, – согласился Оллер и махнул рукой проходившим мимо с носилками парням: – Идите сюда. Ивара нужно перенести.

Я отошла в сторону, освобождая место рядом с другом. Его осторожно положили на носилки и унесли.

Рина пошла следом за Оллером, задумчиво спросив, ни к кому конкретно не обращаясь:

– А что, если он нас так и не вспомнит?

Я испуганно обняла себя за плечи, прекрасно понимая: подруга случайно подумала вслух о том, о чем каждый боялся сказать. Что, если лекари окажутся бессильны?..

* * *

Обратный путь всем дался нелегко. Многие защитники были ранены и держались благодаря силе духа и зельям. В госпитале нас ждали, готовились принять пострадавших. Ивар по дороге приходил в себя несколько раз. Просил пить, смотрел хмуро, никого не узнавал и быстро проваливался обратно, в болезненный сон. Анжеика сидела в другой телеге, отвернувшись ото всех, и молчала. Никогда еще не видела ее такой тихой и понурой.

Впрочем, сегодня от всех фонило не самыми хорошими и светлыми чувствами. Я с Греем и Максом шла рядом с телегой, в которой морщилась на ухабах Регина, потирая перевязанное плечо. Оба наших защитника, судя по потемневшим лицам, чувствовали себя виноватыми в ее ранении. Хотя она уже нарычала на обоих, чтобы выбросили из головы эту несусветную глупость.

Я сочувствовала наставнице и думала о том, что будет дальше с Иваром. Вдруг к нему не вернется память? Вдруг он не вспомнит академию и Анжеику. Меня. Рину с Оллером. Мне была невыносима мысль о потере друга. Конечно, он жив – это важнее всего, но… Тот Ивар, что приходил в себя в дороге, был совсем другим. Чужим. Смотрел на всех настороженно, хищно скалился и говорил гадости. Тот Ивар не прошел с нами кадетство, мы не стали частью его жизни. Он видел в нас недругов и про себя наверняка примерялся, искал слабые места, чтобы потом ударить побольнее. Хоть плачь, но слез не было. Только страх.

Я невольно задумалась о том, что подобное может случиться и с Греем. Сердце зашлось от ужаса. Мой муж может очнуться после боя и не вспомнить, как мы встретились, как он ждал меня, как направлял, как полюбил…

А если бы сама забыла?..

Очнуться на поле боя в состоянии перепуганной девчонки, которую забрали из родного дома и отправили в зловещую неизвестность. Снова пережить принятие нового мира. Не помнить друзей, учебу, любимого мужчину… Что вообще может быть хуже?

Два с половиной года моей взрослой жизни были очень сложными. Порой мне хотелось стереть их из памяти, но теперь, когда перед глазами появился пример подобной возможности, стало невыносимо страшно. Ну уж нет, мы обязаны помнить все! Ведь каждый день, даже совсем неудачный, приносит что-то