одновременно обвинение и затаённое отрицание. Она не собиралась его прощать. Эта мысль вызвала приступ отчаяния. Он не вынесет, если никогда больше не увидит её, никогда больше не заговорит с ней. Если она начнёт презирать его.

— Он темпераментный. Его первая реакция редко бывает последней. Я знал, что если дам ему время, если я обращусь к нему с конкретными условиями, он поймёт причину. И я верю, что он послушает тебя, даже если не послушает меня.

Она сложила руки перед своим кафтаном, что, как он понял, было первым признаком того, что она закрылась за своими доспехами. Он почти мог наблюдать, как вокруг неё встаёт защита, ментальная и магическая, холодный стоицизм, ограждающий её от него, его чувств и его магии.

— Пойдём со мной.

Он начал тянуться к ней, но остановился. Было так много всего, что он хотел сказать, но не мог.

— Я верю, что ты добьёшься успеха там, где я потерпел неудачу.

— Ты ждал, пока я буду в долгу перед тобой, чтобы попросить меня об этом, — сказала она со всей холодной зимней силой в голосе, — чтобы признать мне правду.

— Нет. Это совсем не так, — сказал он, вновь потянувшись к ней. — Я пришёл, потому что верю в это так же сильно, как и ты. Это был единственный способ.

Наиме отступила назад, подняв руки, чтобы остановить его.

— Я подумаю об этом.

Он отчаянно пытался придумать, что ей сказать, чтобы вернуть теплоту в выражение её лица. Но он потерял её, подорвал её доверие к нему.

— Спокойной ночи, Агасси.

Она направилась в свою комнату.

ГЛАВА 19

Отец Наиме приложил печать со своей тугрой к остывающему белому воску.

Накануне вечером они вместе рассмотрели условия союза. Это должно было ощущаться как победа, но из-за откровения Макрама это было похоже на наполовину завершенную битву. Она передала документы Явузу-паше, воспользовавшись возможностью взглянуть на Кадира. Он казался довольным, и это встревожило её.

Явуз-паша свернул документы, как только воск остыл, и вставил их в курьерскую трубку, которую затем снова запечатали. Он протянул кожаный футляр Макраму. В Зале Совета присутствовала лишь горстка других Визирей, и слуга принёс маленький столик, который должен был служить письменным столом для её отца. Тишина мрачного собрания казалась совершенно неправильной.

— Когда вы уезжаете, Агасси? — спросил Кадир, как только Макрам передал трубку Тареку.

Великий Визирь стоял справа от Султана, но не на возвышении, а Наиме слева от отца, у его плеча.

— Думаю, потребуется ещё несколько дней, прежде чем раны затянутся настолько, что можно будет ехать верхом, — он поднял забинтованную руку, пристально глядя на Кадира. — Хотя это будет долго заживать.

— Даже самый неопытный из магов Тхамара знает, что никогда нельзя хватать мага Пятого Дома в бою, Агасси, и даже простак подумал бы о том, чтобы отпустить его.

Кадир улыбнулся. Кто-то тихо рассмеялся, другие заерзали от дискомфорта.

Макрам улыбнулся в ответ.

— Разумно ли заманивать в ловушку человека, знающего секреты о вашем дворце, которых не знаете вы? Мне бы не хотелось, чтобы во сне с вами случилось что-нибудь неприятное.

Улыбка Кадира сползла, но не от страха, а от гнева.

— Господа, — сказала Наиме, — это замечательное событие, знаменующее первые реальные шаги к исправлению прошлого. Пожалуйста, не запятнайте его своим бряцанием мечом.

— Я сомневаюсь, что Великий Визирь когда-либо бряцал своим мечом, Султана, — сказал Макрам. — Конечно, он попросил бы кого-нибудь сделать это за него.

— Достаточно, — приказала Наиме, недоверчиво глядя на Макрама.

Неужели он полностью лишился чувств?

— Вы будете говорить с Великим Визирем с уважением, Агасси.

Кадир улыбнулся с удивлённым удовольствием.

— И вы не станете провоцировать принца Саркума, Великий Визирь, — сказала ему Наиме.

Его улыбка исчезла.

— Есть ли ещё дети, которых нужно отругать? — спросила она у Зала.

Один из собравшихся Визирей откашлялся. Её отец издал короткий лающий смешок.

— Совсем как её мать, не так ли, Бехрам?

В его глазах появилось выражение, которого она не видела с тех пор, как умерла её мать. Расчёт. Кадир тоже это заметил и склонил голову в знак согласия, его челюсть была слишком напряжена, чтобы говорить. Между ними прошло ещё что-то, но Наиме не смогла уловить сути. В тишине повисло невыразимое напряжение.

Явуз-паша хлопнул в ладоши.

— Полагаю, на этом наше дело заканчивается, да, Султаним?

— Разве мы не посылаем делегатов? — спросил Султан.

Наиме избегала взгляда Макрама. И хотя в то утро она решила, что пойдёт с ним, его предательство никуда не делось. Чувство, что она дала ему слишком много и позволила ранить себя, было слишком унизительным.

— Да, Эфендим. Я хотела бы получить ваше разрешение сопровождать Агасси в Аль-Нимас, чтобы выступить от вашего имени.

Она слегка поклонилась ему.

Кадир резко повернулся, обратившись к Наиме, а не к её отцу:

— Абсолютно нет.

Наиме вскинула брови, а её отец постучал костяшками пальцев по столу.

Кадир сумел обуздать свой гнев, слегка поклонился и произнёс свои следующие слова более спокойно:

— Путешествие опасно, Султаним, о чём свидетельствует прибытие раненых с Агасси. Мы не можем рисковать тем, что Султана будет ранена или что ещё хуже. А Принцесса-султан только что достигла совершеннолетия, наверняка есть более квалифицированные делегаты, которых можно послать?

— Она имеет дело с вами с детства, я не знаю, кто мог бы быть более квалифицированным, — сказал Султан.

Кадир вежливо улыбнулся, но в его глазах отразились огонь и оскорбление. Макрам закашлялся, повернул голову и поднял здоровую руку, сжатую в кулак, чтобы прикрыть рот. Наиме свирепо посмотрела на него и положила руку на плечо отца.

— Великий Визирь, ваша забота о моём благополучии, как всегда, трогательна. Вы помните, что я вполне способна позаботиться о себе. Но чтобы успокоить вас, я возьму с собой лейтенанта Терци и группу охраны, — она повернулась к отцу, который смотрел на неё ясным, серьёзным взглядом. — Вы с самого начала поставили