Все приготовлено. Письма родителям, коллегам по работе, друзьям написаны и запечатаны. Некоторые я уже отправила по почте сегодня. Некоторые электронные. Остальные аккуратно разложены на моем кофейном столике. А теперь мне нужно забраться в кровать и поспать, по крайней мере, часов пять. Надо немного отдохнуть перед самым важным днем в моей жизни, который я проведу на мосту Хэйрпин.

Но перед тем, как закончить…

Одно, последнее письмо. Для тебя, Кэмбри. Потому что я поняла, что ничего тебе не написала. По крайней мере, официально.

Итак, моя близняшка…

Несмотря на то какие мы разные, несмотря на расстояние между нами, я горжусь тем, что у меня твое лицо. Когда-то мы находились в одной утробе, мы даже были одним человеком. У нас были общие атомы. И когда-нибудь, когда наши тела превратятся в пыль, у нас снова будут общие атомы. Прости, что соврала маме и папе про того оленя. Прости, что на протяжении всех этих лет так никогда и не сказала правду. Мне очень жаль, что мы с тобой почти не разговаривали. Я могла бы тебя поддержать, но не сделала этого. Я виновата в том, что твоя жизнь закончилась на том мосту.

Завтра я искуплю вину.

Сейчас я отправляюсь в кровать, а когда проснусь, поеду в Монтану и, черт побери, уничтожу того, кто убил тебя, сестра.

Крысиная Морда. Отключаюсь.

21.09.2019; 00:11.

Глава 26

Она смотрела, как Райсевик извивается, зажатый между «Тойотой» и передним бампером патрульной машины, напоминая раздавленное насекомое. Лена не видела его ноги ниже колена, да ей и не хотелось. Было достаточно растекавшейся по дороге лужи крови.

Лена подобрала свою «Беретту».

– Я… – произнес он с трудом. – Тебе нужно знать… перед тем, как ты меня убьешь.

Она проверила магазин и прицелилась.

– Говори быстрее.

– Это не твоя вина, – выдохнул он. – Случившееся с Кэмбри.

Она замерла на месте. Палец на спусковом крючке.

Она ожидала от капрала Райсевика очередную порцию яда, еще больше лжи, насмешек и ненависти. Больше жутких деталей. Может, фразочку типа «Я трахал твою сестру» или «Ей нравился мой член», сказанную сквозь разбитые зубы. Что угодно, но только не это. Изуродованный капрал сделал еще один долгий вдох, попытался пошевелить сломанными ногами, зажатыми между машинами. Он с трудом выдавливал из себя слова, воздуха не хватало. Штаны все были в крови.

Она ждала.

– Кэмбри была самодостаточной личностью, – говорил он грудным шепотом. – Когда Рай застрелился… я понял: часть вины можно переложить на него. Если будешь себя ненавидеть, Кэмбри это не вернет.

У Лены на глаза навернулись слезы. Оружие в руках неожиданно стало тяжелым.

– Лена, смерть Кэмбри – не твоя вина. Это был ее выбор, и он привел ее на этот мост.

Лена отвернулась.

Она не хотела, чтобы он видел ее слезы, поэтому посмотрела на горизонт, моргала, пытаясь разглядеть языки пламени. По небу растекался дым, словно коричневая краска. Во всем этом была своеобразная смертельная красота – все погибает, обугливается и разлетается пеплом. Она вспомнила, как девочкой часами смотрела на костер, пока Кэмбри искала в темноте насекомых и собирала их в банку.

Неугомонная Кэмбри. Всегда в движении. Всегда в поиске.

«Это не твоя вина».

Наконец она снова повернулась к нему.

– Спасибо, Рай.

– Зови меня Рик, – он мягко улыбнулся, и на мгновение Лена увидела человека, которым он хотел бы быть, но вырос убийцей детей.

– Боже, ты выглядишь… совсем как она.

– Я знаю.

– Я словно вижу призрак.

– Я знаю.

– Она о тебе никогда не говорила, – прошептал он. – Ни разу.

«Погоди».

Она задумалась о его последних словах. Что-то в них было не так.

«О чем это он?»

В эту минуту Райсевик расстегивал ремень, чтобы наложить над коленом тугой жгут. Затягивая узел, он морщился от боли. Его слова крутились в голове у Лены, она ждала, когда он заговорит снова. Нет, верить ему нельзя. Он снова врал. Снова пытается сбить ее с толку.

Она вспомнила про его бумажник.

Он лежал на дороге. Как хоккейная шайба. В том месте, где она его бросила час или два назад, как только разгадала хитрость Райсевика. А его папаша в это время целился ей в спину и нажимал на спусковой крючок винтовки. Он врал, чтобы ее отвлечь. Лена в этом точно не сомневалась.

А теперь у нее по спине пробежал холодок, от одного позвонка к другому.

Лена вернулась к центру моста, с трудом передвигая ноги. Она наклонилась и дрожащими пальцами подняла бумажник, открыла боковое отделение. Карточки высыпались и разлетелись по дороге…

«В последнем отделении. Последняя фотография…»

На этот раз она сунула «Беретту» под мышку, обе руки были свободны. Нашла скрытое отделение. Толстая бумага, похожа на картон. Ногтем большого пальца она достала карточку и перевернула ее.

В гражданской одежде она не узнала Райсевика – он был в рваных джинсах и светло-розовой рубашке. Выглядел он достаточно глупо. Сидел с удочкой в руках в двухместном каноэ, за спиной плескалась вода. Рядом с ним сидела девушка. Чтобы сделать селфи, она склонилась поближе к Райсевику, вытянула шею и положила ему на бедро ладонь. Это была…

Лена резко отвернулась. Ей хотелось бросить эту фотографию. Сбросить вниз с моста в огонь.

Райсевик внимательно наблюдал за ней.

– Лена, я же говорил тебе.

Она уставилась в грязное небо, часто моргая – слезы заливали глаза. Она закричала. Из горла вырвался долгий и странный стон. Лена все поняла. На этот раз не было речи об отвлекающем факторе, ее мысли были только об одном. Лена снова опустила взгляд на фотографию, сердце судорожно колотилось в груди.

Она смотрела на собственное лицо.

– Мне она нравилась, – мечтательно улыбнулся Райсевик. – Впервые я увидел ее на стоянке перед магазином «Супер Уан». Она воровала бензин, а я убедил ее немного задержаться в городе. Кажется, это было в марте…

«Нет, нет, нет».

Вздор! Он морочит ей голову. Этого не может быть!

Лена принялась искать на фотографии следы обработки в «Фотошопе»: несоответствующие тени или обрезанные углы. Признаков принуждения, например, приставленного к ребрам пистолета. Ну не могла же Кэмбри выглядеть такой беззаботной и счастливой с этим уродом, отправиться с ним на рыбалку, целоваться с ним, вести разговоры у костра и пить из одной бутылки. Она загорела, на губах играла знакомая озорная улыбка. Она просто сияла.

– Ты ее не знала, Лена.

– Но ты же бросился за ней в