Больше ничего Кудаев не узнал от капрала.

Разумеется, теперь, при виде такого кафтана в гостиной госпожи камер-юнгферы, Кудаев недоверчиво огляделся и слегка струхнул.

— Вот господин преображенец Василий Кудаев! — сказала гостям хозяйка по-немецки.

Затем Минк объяснила молодому человеку, что господин её большой приятель, а его супруга большая приятельница, но что по-русски они почти не говорят, а поэтому и разговаривать с ним не могут.

Кудаев сел. Хозяйка стала угощать его разными сластями, которые стояли на столе, затем предложила чашку кофе. Но Кудаев, пробовавший как-то раз этот кофе, уже не отваживался с тех пор проглатывать эту удивительную чёрную бурду.

Напиток этот появлялся всё больше в столице во всех домах, большею частью у немцев. Но русские люди ещё не могли привыкнуть к заморскому питью. Многих, а Кудаева в том числе, тошнило от этого питья. Многие сказывали, что это ничто иное, как крепкий настой голландской махорки.

Разговор, который застал Кудаев и который продолжался при нём, шёл по-немецки. Поэтому он немного мог понять. Изредка только ловил он знакомые слова и по ним вдруг замечал и соображал, что речь идёт о нём.

Этой догадке помогло и то обстоятельство, что господин в подозрительном кафтане, изредка обращаясь к госпоже Минк и к Мальхен, взглядывал и на него, но взглядывал как совершенно на не одушевлённый предмет, как если бы Кудаев был не живой человек и преображенец, а стол, комод, или какой иной предмет.

Наконец сомнительный гость замолчал, выразительно взглянул на госпожу камер-юнгферу и стал как бы ждать, передавая ей право речи.

Стефанида Адальбертовна обернулась в Кудаеву и начала говорить. Но, видно, материя разговора была мудрёная и слов русских у немки на сей раз положительно не оказывалось в запасе.

Сказав несколько фраз, госпожа Минк обернулась к Мальхен и произнесла что-то по-немецки.

— Что же, пожалуй я знаю. Я всё могу сказать, — отозвалась весело Мальхен. — Хорошо. Слушайте. Тётушка велит мне всё вам рассказать. Ей мудрёно ведь по-русски говорить. Это я совсем стала русская! Да я и говорить по-русски больше люблю, чем по-немецки, рассмеялась Мальхен.

Господин в кафтане погрозил молодой девушке пальцем, на котором засиял большой золотой перстень. Он хотел ласково при этом улыбнуться, но вышла какая-то скверная гримаса.

— А-а, господин Шмец, вы, стало быть, притворяетесь. Вы, стало быть, понимаете изрядно по-русски! — воскликнула Мальхен.

Господин Шмец хитро ухмыльнулся и снова погрозился.

— Как же вы сказываете, что ни единого слова не понимаете? — смеялась Мальхен.

— Ну, ну, — проговорил Шмец. Dummes Kind!..

И тем же пальцем с перстнем показал на Кудаева, как бы приглашая приступить к делу.

Мальхен обернулась к возлюбленному и затараторила быстро, перемешивая речь улыбками. Однако её взгляд ясно говорил Кудаеву, что дело поворачивается в серьёзную сторону!

— Видите ли, тётушка просит меня вам разъяснить... Если вы хотите...

Мальхен рассмеялась звонко и зарумянилась...

— Не знаю, как сказать! Если вы хотите, чтобы меня отдали за вас замуж, — с запинкой проговорила девушка, — то вы должны свои обстоятельства переменить. Вы теперь рядовой, солдат, за вас мне замуж выходить нельзя. Так говорит тётушка! Так говорит господин Шмец. Не я говорю. Вам надобно быть капралом и надобно иметь деньги! Вот что они говорят.

— Это от меня не зависит!

— Знаю... Надо это устроить.

— Да как же это сделать? — выговорил Кудаев, обращаясь к присутствующим.

— Слушаит, слушаит, Мальхен, — произнесла Стефани да Адальбертовна, — не говариваит ничего, слушаит.

— Да, слушайте. Я вам всё разъясню, продолжала Мальхен. — Вы вот говорите, что у вас есть дядюшка богатый, живущий в столице. Правда это?

— Да, смутился Кудаев.

— Вы сказывали в прошлый раз тётушке, что ваш дядюшка... Как его прозвание?

Кудаев хотел произнести фамилию, но запнулся, и в нём началась мгновенная, но страшная борьба, произносить ли имя старика дяди.

— Как его звание и прозвание? — повторила Мальхен. — Что же вы? Забыли разве?

Кудаев молчал и, оглянувшись, увидал, что все четверо присутствующих впились в него глазами.

— Что же вы? — проговорила Стефанида Адальбертовна. — Фамил я помниваит сам. Он капитан Калачов.

— Капитан Пётр Михайлович Калачов? — с акцентом, но чисто и правильно произнёс вдруг господин Шмец.

— Да, — со вздохом прошептал Кудаев, изумляясь, что этот барин знает даже имя и отечество его старика дяди.

— Ну, вот, капитан Калачов, — продолжала Мальхен, — хочет вам передать своё состояние, а оно у него хорошее. Ну, вот, если вы хотите со мною венчаться, то сделайте одно простое дело и всё будет хорошо и счастливо. А дело самое простое.

— Какое же дело? — вымолвил Кудаев.

— Да вот вы сказывали тётушке, что господин Калачов недоволен тем, что на престоле император Иван. Антонович. Правда ли это?

Кудаев молчал.

— А, да ни не хочет разговариваит, — воскликнула камер-юнгфера. — Если не хочет, не надо. Ступайте, зачем сидеть? Не надо. Ступайте. Зачем у нас сидеть?

Кудаев смутился.

— Да, прибавила Мальхен, — и голос её сразу упал. — Если вы не хотите беседовать об этом деле, то, конечно что же? Нечего вам у нас и делать.

И на глазах Мальхен выступили слёзы.

— Да что вы, помилуйте, — воскликнул Кудаев. — Я совсем не то. Я не понимаю, вы скажите, в нём дело.

— Говорил ли вам дядюшка, что не император Иван Антонович, а цесаревна Елизавета Петровна должна на престоле быть?

— Говорил, — произнёс Кудаев глухим, сдавленным голосом, чувствуя, что беседа переходит на какую-то страшную дорогу, с которой уже нет возврата, нет спасения ни ему, ни добряку капитану.

В эту самую минуту господин Шмец встал с места, подошёл к двери горницы, ведущей в коридор, отворил её, оглянулся направо и налево, потом снова припёр и вернулся на своё место. При этом он сказал что-то по-немецки шёпотом, а затем странно впился глазами в молодого человека.

"Сущий волк!" — подумал Кудаев и почувствовал дрожь в спине.

— Ну, слушайте внимательно, что я вам скажу по приказанию тётушки и господина Шмеца, — продолжала Мальхен. — Если вы хотите, чтобы я была вашей женой, то сделайте так, чтобы состояние вашего дядюшки всё перешло к вам сейчас же.

— Каким образом? — воскликнул молодой малый