— Кто их знает, — отозвался тот. — Ружья зарядили!?

— Хорошо, если не смертоубийственное дело. А, может, и на смерть ведут.

— Да что же, наше дело повиноваться. Офицеры знают, что делают. Не даром их к принцессе наверх водили.

После тихой, осторожной, но быстрой ходьбы команда повернула с Невской перспективы по направлению к Летнему дворцу.

— Вона куда! Ахти, мои матушки!

— К самому Биронову!

— В Летний, ребята, в Летний! — раздались голоса в разных рядах, и во всех голосах звучали робость, смущение или крайнее изумление.

"Что же это, — думал Кудаев. — Сменять, что ли, своих будем? Мы пойдём в караул у герцога, а наши же пойдут в караул во дворец императора?"

— Что же это мы, — обратился он к товарищу, — среди ночи в игру какую вздумали играть, в пряталки, что ли, или в гулючки?

— Нет, не на смену простую, — отозвался тот. — Дело пахнет скверно... Как бы головы не оставить у Биронова во дворе!

Не доходя саженей семьдесят до Летнего дворца, фельдмаршал остановил отряд и выслал Манштейна вперёд с приказанием караульному капитану немедленно явиться к нему с двумя офицерами.

Явившиеся тотчас за Манштейном офицеры были тоже не мало удивлены, увидав товарищей, отправившихся на караул в Зимний дворец. Они сразу поняли, что совершается нечто особенное.

Приблизившись к своему главному начальнику, равно любимому всеми, офицеры, вызванные из караула, получили от графа Миниха шёпотом приказание. Они изъявили, смущаясь и запинаясь, готовность действовать именем императора.

Вызванные офицеры направились обратно. Чрез четверть часа вся команда, состоявшая из трёхсот преображенцев и занимавшая караулы по Летнему дворцу, получила уже строжайшее приказание, легко исполнимое — "стоять каждому на своём месте, и что бы ни произошло — не двигаться и не шуметь".

Обождав минут десять, фельдмаршал двинулся к подъезду дворца со своим отрядом и остановился. Здесь он приказал Манштейну с одним офицером и двумя десятками рядовых направиться внутрь самого дворца.

Манштейн, не знавший близко ни одного рядового преображенца, стал отбирать себе двадцать человек наугад.

Кудаев, бывший с краю, с трепетом озирался, окончательно поняв, что происходит нечто "погибельное".

Солдаты, которых набирал адъютант графа, выходили из рядов. Наконец Манштейн двигаясь вдоль команды, подошёл к самому краю, протянул руку и наугад опустил её на рукав кафтана Кудаева, прибавив тихо:

— И ты...

Кудаев выступил тоже и тяжело вздохнул.

Вновь отобранная кучка рядовых с одним офицером неслышно двинулась в прихожую Летнего дворца. Всё спало в нём глубоким сном.

Маленький отряд Манштейна, тихо, еле-еле, осторожно и беззвучно поднялся в следующий этаж. Повсюду на лестнице и в дверях стояли на часах те же преображенцы, с того же ротного двора. Рядовые, вновь прибывшие и часовые, переглядывались многозначительно, и лишь немногие усмехались, забавляясь тем, что за притча приключилась.

Войдя в большую залу, Манштейн оставил своих солдат и, взяв наудачу только двух из них, двинулся далее, по анфиладе тёмных, богато убранных горниц. Разложенные во всех горницах ковры способствовали соблюдению тишины.

Наконец адъютант фельдмаршала, пройдя четыре-пять больших горниц, остановился в смущении и недоумении. Он не знал, где спальня герцога-регента. С этим же вопросом, шёпотом обратился он к двум солдатам, которые стояли около него.

Разумеется, он почти не мог надеяться на их помощь в этом случае.

— Где опочивальня? — переспросил товарищ Кудаева.

— Кажись эта. Вот за этой дверью. Я года с два тому здесь был на часах и видел тут убранство такое, постель большую.

Манштейн приказал обоим солдатам остановиться и двинуться, если он только позовёт их. Он взялся за ручку двери, дверь подалась, и он очутился в небольшой горнице, где гардины на окнах были опущены, а в углу горела лампада. Налево перед ним была большая двуспальная кровать, на половину укрытая занавесом. Он ясно различил в полусумраке две фигуры на белых подушках и прислушался.

"Спят. Но они ли это? Наверное, они!" — подумал он.

Ближайшая к нему фигура в женском чепце была герцогиня. В другой фигуре, несмотря на белый ночной колпак, Манштейн сразу узнал герцога-регента.

Они спали головами к стене. Герцог был на противоположной от офицера стороне, а в глубине горнице виднелась маленькая дверь. Манштейн всё это заметил и сообразил и затем осторожно шагнул к постели. Фигура в белом колпаке приподнялась и села.

— Wer ist da? — грозно проговорил повелительный и знакомый Манштейну голос всероссийского страшилища.

Офицер молча приблизился ещё к кровати. Герцогиня проснулась и вскрикнула. В тот же момент герцог с своей стороны выскочил вон из кровати и пригнулся, как бы собираясь лезть под кровать. Но Манштейн опрометью обежал кровать и схватил полунагого герцога за рубашку… Офицер немного потерялся и хорошо сам не знал, что она делает.

— Кто смеет? Что это? Безумный! — воскликнул герцог упавшим голосом и вырываясь из рук Манштейна.

— Сюда! — громко крикнул Манштейн. — Ребята! Сюда!

В одно мгновение Кудаев и другой рядовой были уже около опустевшей кровати. Герцогиня, полунагая, уже убежала в угол горницы, рыдая и крича. Рядовые бросились к Манштейну на помощь.

Герцог отбивался сильными ударами кулаков. Все трое не могли справиться с ним и не могли ухватить его. Сунувшийся Кудаев получил сильный удар в голову и полетел на пол. Другой солдат наступал нерешительно. Манштейн был слабосилен.

Но яростный припадок гнева поднял на ноги Кудаева и он вторично бросился как зверь на герцога.

"Колотушки твоих гайдуков верну!" — злобно подумал он.

— Гей! Ребята! Сюда! — кричал между тем Манштейн на весь дом.

Быть может, Кудаев полетел бы снова на пол, но в то же мгновение с десяток рядовых уже ворвались в горницу. Кудаев, уцепившись за изорванную в клочья сорочку герцога, уже успел дать ему из всей силы два удара кулаком, когда увидал за собой десятки рук, протянувшихся тоже к отбивавшемуся герцогу.

Несколько ударов, но уже не руками, а прикладами, свалили яростно вопящего герцога на пол. Пятеро рядовых насело на него, и в несколько мгновений он был скручен по рукам и ногам. А кто-то всунул ему в рот носовой платок и прекратил его дикие вопли.

— Бери, тащи его! — скомандовал Манштейн.

Солдаты схватили связанного герцога, как труп, и понесли по тем же горницам к выходу.

Герцогиня бросилась за ними вслед, рыдая, зовя на помощь и ломая руки. Но ничто во дворце не двинулось. Всем