Улица! Знакомая, что особенно хорошо. Я помнила тропу, ведущую к метро: двести метров через местный парк и налево…

Виски давило, морозный воздух раздирал легкие – пальто на мне было распахнуто еще с машины. Я царапала каблуками разглаженный до масляного блеска снег, отдававший в свете тусклых фонарей серебром. Но мне было не до созерцания природных красот. Вообще не до созерцания – хотелось зажмурить глаза от ужаса и бежать «наощупь».

И только в голову пришла эта «здравая» идея, как я налету влепилась в страстно целующуюся парочку. Шварх их обоих побери! Нашли, где обжиматься! Хоть бы за угол отошли… На лавочку сели… Да к деревцу прислонились – уже замечательно! Нет ведь, стоят бесстыдно на самой середине тропы, словно меня поджидают.

Понятно, конечно, что они тут забыли. Наша «церберша», мнение о которой у меня претерпевало стремительные изменения, чужаков после десяти внутрь не пускала. Блюла порядочность юных дев. Поэтому прощаться приходилось вот тут, в парковых закутках.

Вдохнув и выдохнув, я попыталась словить «внутренний покой» и извиниться перед парой, сбитой локомотивом Ласкиной (весом в целых пятьдесят килограмм). Но тут столкнулась с предательски знакомыми голубыми глазами, прятавшимися под наплывшей на лоб русой челкой.

«Иногда за твою наивность хочется убивать».

Да, сейчас мне тоже хотелось.

– Ле-е-есь, ты только не подумай… – протянул Юра, чуть отстранившись от девушки.

То есть он сегодня и со мной, и с ней, да? Две кегли одним шаром? В девушке я опознала блондинку с третьего курса. Мы виделись на посвящении в конце лета и недавно – в клубе. Похоже, Юрец так и не смог определиться, чьи голые коленки ему милее.

Не гонись за мной жуткий мужик из Ада (и по совместительству мой любимый профессор), я бы расклеилась. А сейчас было все равно. Совсем не до Юрки и его похождений.

Парень действительно бабник и недоносок. Я, и впрямь, наивная идиотка. И позволила ему запихнуть свой грязный язык в мой чистый рот. Все именно так, как сказал Дрейк. Ни добавить, ни убавить.

Внутри всколыхнулась тошнота, и я спешно побежала дальше, стараясь дышать глубже и ровнее, чтобы не расплескать нахлынувшее омерзение. Морозный воздух щекотал легкие и вытравливал гадостные ощущения.

Полупустое метро. Эскалатор, стремительно уносящий вниз. Лязганье захлопывающихся дверей вагона.

Мне надо успеть вернуться.

***

В квартире было ожидаемо пусто и темно. Я просочилась в дверную щель, сделала пару шагов по знакомому до последней паркетины коридору и тихо всхлипнула. Ровно на этой отметке – в полутора метрах по эту сторону дверного полотна – силы меня покинули.

Сумка, набитая правками к диплому, устало бухнулась на пол. Я бухнулась следом, прочертив лопатками линию по стене. Скинула правую туфлю. За ней левую. Обхватила руками ноги, сжала зубами обтянутую чулком коленку и дала волю слезам.

Разревелась, как последняя дурочка. Как глупый мышонок, умудрившийся добежать до норки и юркнуть внутрь. В свое укрытие от ужасов внешнего мира.

И с каких пор чертова квартира стала восприниматься как безопасное место? Все равно его нет здесь. А если бы и был, уже начал бы фыркать, усмехаться, обвинять в наивности и гонять с мокрой тряпкой, вымещая злость.

Но все равно было жалко, что Дрейка нет. Я бы уже и на тряпку, и на обвинения, и на насмешки согласилась. Где швархов черт, когда так нужен?!

– Что стряслось, Олеся? – вышел из темной кухни Даррел.

Ничего себе галлюцинация! То коты, то черти вот… Совсем я с ними с ума сойду.

Взлохмаченные волосы, раздраженно сдвинутые широкие брови, расстегнутый до середины груди слим-фит… А в руке – прозрачная бутылка, почти пустая. Ко всему прочему, мой загорелый глюк пошатывался из стороны в сторону. И похоже, был конкретно пьян.

– Ну и где ты, цаффа тебя раздери, была?

Даррел подошел, оперся свободной рукой о стену и навис надо мной. Прищурился, пытаясь разглядеть в темноте мое заплаканное лицо. Сжал челюсть.

– Кто тебя обидел?

Он дома? Он не уехал до утра? Просто забыл что-то или… вернулся? Другая его ладонь сжимала горлышко бутылки. Той самой, что перед его уходом была почти полной. А сейчас янтарная жидкость нервно плескалась на донышке.

– Н-никто… – комок из горла переместился в грудь.

Шершавый палец обхватил подбородок и излишне резко дернул вверх. Глаза столкнулись с проницательным зеленым взглядом. Он словно высверливал мои мысли – так жгло затылок. Наконец, Дар отпустил мое лицо и с силой хлопнул кулаком по стене.

– Что ты творишь, девчонка? – раскатистый рык пронесся по коридору. – Какого нефилима ты поперлась к Лексу? Ты хоть понимаешь, что теперь будет?

Я резко вскочила и сделала пару шагов назад. К двери. Черт выглядел опасным и невероятно злым.

– Я еще мог стерпеть твои шпионские игры… Мышка возомнила себя Матой Хари, да?

– Я не… возомнила вовсе… – помотала головой и уперлась лопатками в дверь.

– Серьезно? Да где твое чувство самосохранения, швархова девчонка? – он стал надвигаться на меня, угрожающе пошатываясь. Нет, как ни крути, пьяный черт – горе в семье. – Ты… Зная, что я читаю тебя в любое время… – Дрейк перешел на пугающее шипение. – Решилась шпионить для Минталль…

Ах, «Минталль»… Так она и не ореховая вовсе?

– А теперь еще и «открыла глаза» Лексу… Как будто до этого проблем у меня было мало, да? – желваки заходили на загорелом лице, и мне стало страшно. – Обманула меня… Снова! Зная, как я отношусь к лжи…

– Я не обманывала!

Ну, разве что чуть-чуть. В гомеопатической дозировке.

– Ты даже не представляешь, во что себя втянула! Дурная… Он же этого так не спустит, – Дар резко мотнул головой. – Я защитить надеялся… А ты? Знаешь, как он планировал вывернуть твою чистую, незамаранную душеньку?

Он резко схватил мня за локоть и дернул на себя. Я сначала впечаталась носом в его каменное плечо, потом со стоном отскочила, вырвалась, развернулась… И ткнулась лбом в закрытую дверь. Ууу… Больно!

– Ой… – разглядывая плясавшие перед глазам разноцветные блики, пролепетала я.

– Мышонок… Ты как? – Дар снова крутанул меня к себе, голова чуть не оторвалась от шеи.

– Не трогай! – обиженно отстранилась и на этот раз шмякнулась о дверь затылком. Да что за невезение?

– Перестань себя калечить и покажи! – требовательно проворчал он и зажал горевшее от боли лицо в шершавых лапах.

Он был совсем близко. Нависал, сверкая зелено-золотыми глазищами в темноте и шумно, рвано дышал. Как он тут все-таки оказался? Зачем вернулся?

– Синяк будет, – вынес вердикт черт, но лицо не отпустил. Погладил пальцами, стирая слезы. – Потом вылечу. Сейчас я… кхм… не в состоянии. Глупая, глупая мышка. Олеся, что же ты натворила…