– Напомни, Ласкина, когда тебе двадцать два? – погладив лысину, поднял глаза Рогозин.

Я удивилась, но виду не подала. Не ожидала, что он и в этом году вспомнит.

– Через десять дней.

– Славно. Надо будет отметить, да?

Челюсть моя упала ниже. Нет, конечно, последние пару лет Алексей Николаевич мне был как отец – пока настоящий переваривал банкротство и пытался склеить семейную лодку. Мы много беседовали о моем будущем, о мечтах… На прошлый праздник профессор подарил мне редкий экземпляр Шекспировской «Бури». Знал мою любовь к английскому тех времен.

И все-таки – отмечать? То есть что, прямо в кафе посидеть и съесть по кусочку торта? Я слышала, как свою особую группу одаренных работников он называет «семьей Рогозина», но не думала, что это подразумевает и праздники.

– Конечно… Да… – заторможено улыбнулась я.

Ну и день сегодня! Джад визитку дал и помощь предложил. Юрец в кино позвал. А теперь Алексей Николаевич едва не до слез довел сентиментальную меня. Того и гляди, почувствую себя нужной.

Мысли снова вернулись к черту, разбившему стакан и хлопнувшему дверью. Единственному темному пятну в свете чудесного воскресного дня. Дару я, похоже, совсем не нужна. Ушел же он… До утра. Видимо, к своей сладкой атташе. Или еще к какому-нибудь клубному десерту.

– Покажу тебе кое-что.

Профессор сунул нос в одну из открытых коробок, собираясь вытащить из нее что-то, предназначенное для моих глаз… И недовольно поморщился.

– Дранный… Так, ладно. Проедешься со мной? Мне нужно вернуться в университет. Мои недотепы напутали и забрали дела учащихся. А важные документы остались там… Ну?  Заодно подкину тебя в общежитие. Ты же домой? По пути поговорим.

Признаваться в том, что ночую в квартире по ту сторону реки, с вашингтонским чертом, в мои планы не входило. Так что я согласно кивнула. Вернусь на метро, не бог весть какой крюк ради пользы дела. Я зажала бумаги подмышкой и подхватила одну из «неправильных» коробок.

Через пять минут за мной захлопнулась дверь респектабельного серебристого мерседеса. В очередной раз я задалась вопросом, зачем, при столь успешном бизнесе, Рогозину тратить время на преподавание? Святой человек, не иначе!

Я уставилась в окно, за которым начали плавно меняться пейзажи ночной Москвы. Сейчас, сидя в роскошном авто и помня аромат успеха, мне все сильнее верилось в собственное светлое будущее. Вот допишу диплом, сдам экзамены и устроюсь в «Лингва Юниверс». А хвостатый любитель бить стаканы может хоть сквозь землю провалиться! Нам с ним явно не по пути! Он жаждет вернуться вниз. А я… Что греха таить, мне, как и всем, хочется наверх. Давно пора начинать думать о себе.

– Ну как, подействовало? – хмыкнул Алексей Николаевич, выкручивая руль. – Запах успеха всегда работает без осечек…

– А? – вынырнула я из карьерных грез.

– Две минуты, Ласкина, у меня звонок. Вот настырный! – мужчина поднял вверх палец в останавливающем жесте и, нахмурившись, потянулся к надрывавшемуся телефону. – А потом все подробно обговорим. У меня к тебе есть предложение, от которого ты не сможешь отказаться.

Я улыбнулась профессору. Пускай предлагает – я с радостью соглашусь. Он всегда лучше других понимал, чего я хочу.

– Да, Дарриэл, – пробурчал в трубку мой попутчик, и я напряглась каждой мышцей. – Нет, не подъезжай. Я сейчас немного занят, так что вынужден перенести встречу. Да, возникли более важные дела, – Рогозин надменно хмыкнул, и я прямо почувствовала, как скривился Дрейк на том конце. – Не кипятись, сынок. Тебе это не к лицу, морщинки отрастишь, как у меня. Сходи лучше в клуб, развейся.

Я прикусила губу. Едва слышный голос Даррела, доносившийся из динамика, меня словно отрезвил. Я снова вернулась грезами к его наглой, загорелой персоне, забыв недавние мысли о том, что нам не по пути. Потому что… А вдруг по пути? Только вот он, раздраженный и разочарованный мной, едет в клуб, а я – в свое облупленное общежитие.

Знаю я, как Дрейк в клубах «развевается» со сладкими атташе. Вспомнилось, как неприятно было смотреть на прижимавшуюся к нему тетку с бокалом. И… подумалось про Юру. Может, Даррелу тоже было неприятно увидеть меня с кем-то? Он сам говорил, что жуткий собственник.

От этой мысли я робко улыбнулась. Может, именно так выглядит ревность? Ну, у чертей? Впрочем, меня и обычные люди никогда не ревновали.

– Подъезжай завтра в университет, сверим списки. Все, отбой. Говорю же, занят. Ты не в той весовой категории, чтобы вить из меня веревки, Дарриэл!

На лице Рогозина промелькнула неприязнь, и я поежилась. Никогда не видела мужчину в таком расположении духа. И что они с чертом не поделили? Удобные часы лекций?

– Это был мистер Дрейк?

– Ага, он самый, – нахмурил брови Алексей Николаевич и сконцентрировался на дороге. Пейзажи становились все более знакомыми, из темноты выплыло очертание университетского корпуса.

– Вы как будто не ладите.

– Это называется взаимная неприязнь, Ласкина, – кивнул мужчина, притормаживая и заворачивая на парковку. – Мистер Дрейк мне кое-что задолжал, но не торопится возвращать. Я уже начинаю жалеть, что заключил с ним контракт.

– Что?! – я поперхнулась и вцепилась ногтями в кожаную обшивку кресла. – Господи, нет… Только не говорите, что заключили с ним договор?

– Ты чего так переполошилась, Ласкина? – фыркнул профессор и вжал в пол тормозную педаль. – Все так, у нас с Даррелом контракт. В университете он оказался неслучайно. Ты ведь помнишь, что я его пригласил? У нас, в некотором роде, вынужденное сотрудничество.

– Боже, боже… Вы что, тоже продали душу этому черту? Но зачем? – сокрушалась я на весь салон. – У вас же и так все есть!

– Продал душу? – Рогозин повернул голову и посмотрел на меня с интересом. – Я?

– Ну не я же! – фыркнула, хватая его за запястье и с силой сжимая. – Точнее, я тоже, да… Но не суть! Сейчас о вас речь… Мне вы можете признаться. Вы подписали с ним договор, да? С Демоном Ада?

Алексей Николаевич смотрел на меня как-то по-новому. Странно. Будто пытался просветить рентгеном и обнаружить что-то, доселе ему невидимое. И от жутковато блеснувших серых глаз меня всю перетряхнуло. И руку с его похолодевшего запястья я торопливо убрала.