не ошиблась. Она села на водительское сиденье, включила свет в салоне и для начала попыталась отыскать ключ зажигания. Его нигде не было, по-видимому, немцы побеспокоились о том, чтобы Маша не смогла быстро уехать. Тогда она решила осмотреться вокруг, зажгла фары и сначала невольно вскрикнула от страха, увидев распростёртого на земле мужчину, а потом облегчённо выдохнула, узнав в нём Райнера Штольца. Но где же Готтлиб? Маша выскользнула из машины и подбежала к трупу немца. В том, что он мёртв, не оставалось ни малейших сомнений — в шее зияла тёмная рваная рана, вокруг которой начинали копошиться насекомые, рот застыл в немом крике, глаза остекленели, уставившись в землю. Мартин Вебер даже не потрудился забрать с собой труп товарища, оставив его в лесу. Хотя, может, в этом и была своя логика. Лесные обитатели, начиная от ползающих в траве и заканчивая летающими над деревьями любителями падали, быстро позаботятся о нём. Машу затошнило при одной мысли об этом, и она принялась искать свой телефон, стараясь больше не думать о судьбе трупа бывшего оберштурмфюрера. Под ногой что-то хрустнуло. Маша наклонилась и подняла раздавленный шприц. «Зачем это? — удивилась она. — И где Готтлиб? Неужели Мартин Вебер забрал его с собой? Странно. Почему он оставил труп Штольца здесь, а труп Готтлиба увёз? Или Готтлиб жив?» Она снова взглянула на шприц, зачем-то понюхала его и брезгливо бросила на землю.

Телефон она так и не нашла, а когда поняла, что скоро сядет аккумулятор автомобиля и оставит её без света, решила пойти по следам уехавшей машины. «Я наверняка недалеко от дороги, — рассуждала Маша, — у Вебера обычный внедорожник, а не танк, и моя машина не могла далеко проехать по лесу, когда нас с Готтлибом везли без сознания. Значит, дорога рядом. Мне нужно выйти на неё как можно скорее». Она пошла по траве, на которой ясно выделялся след от колёс. Свет от фар действовал успокаивающе, пока не мигнул позади и не исчез. Маша осталась в полной темноте. Постепенно глаза к ней привыкли, и женщина пошла дальше. Идти было легко, так как поляна оказалась небольшой продолговатой просекой, и вскоре женщина почувствовала под ногами плотную землю. Маша поняла, что вышла на грунтовую лесную дорогу и вздохнула с облегчением — куда-нибудь она точно ведёт. Но Маше нужно было не куда-нибудь, а в Самолву, находящуюся поблизости. Она задумалась, какое направление выбрать, и вспомнила, что дорога на Псков шла на юг, значит, Самолва находится на севере. Из всех многочисленных созвездий Маша с детства умела различать только Большую и Малую Медведицу, но этого было вполне достаточно, чтобы найти Полярную звезду, указывающую нужное направление. Женщина легко отыскала её и быстро зашагала по дороге, не позволяя себе вслушиваться в звуки ночного леса, чтобы не испугаться и не запаниковать. Сейчас не время бояться! Нужно срочно добраться к отцу Леониду, к людям, и заставить их сделать всё возможное ради спасения любимого мужчины! Готтлиб! Что с ним? Зачем Мартин Вебер увёз его с собой? Маша больше не сомневалась, что рыцарь жив. Пока ещё жив. Он дважды спасал её от смерти, взвалив на свои плечи бремя ангела-хранителя, теперь пришёл её черёд бороться за его жизнь. В памяти невольно возникли слова Готтлиба о том, что она только с виду кажется хрупкой и беззащитной, а на самом деле — смелая и отважная. Маша усмехнулась — разве у неё есть выбор?

Вдруг издалека донёсся звук, похожий на собачий лай. Маша остановилась и прислушалась. Точно, где-то впереди брехали верные друзья и спутники человека, указывая на близость жилья. Маша обрадовалась и побежала. Неожиданно перед ней метнулась чья-то тень, сверкнула пара зелёных глаз, и женщина закричала от страха. Тень промчалась совсем рядом, оставив на дороге тёмный шевелящийся комок. Маша наклонилась к нему, и комок вдруг заквохтал и забил крыльями по земле.

— Курица! — воскликнула Маша, схватила раненую птицу и прижала к себе. — Не бойся, глупенькая! Это лиса тебя утащила? Вот негодница! Ну ничего, не плачь, теперь у нас всё будет хорошо! Я не оставлю тебя. Сейчас пойдём домой, там отец Леонид, там люди. Совсем рядом.

Женщина зарылась лицом в тёплые взъерошенные перья, коснулась лбом горячего гребешка и расплакалась. Через минуту вытерла слёзы и прошептала:

— Спасибо тебе, лисонька, спасибо вам, собачки. Теперь точно всё будет хорошо. — Она подняла голову к небу, где ярко сияли звёзды, и дымчатая облачность безбрежного Млечного пути растянулась в пустоте, напоминая о всесильном разуме, с великодушным снисхождением наблюдающем с высоты за своими творениями. — Спасибо, что ведёшь меня, — проговорила Маша. — И я тебя очень прошу, пожалуйста, пусть у моего Готтлиба всё будет хорошо! Молю тебя, ведь ты всё видишь и знаешь. Спаси его! Спаси нас всех!

Она обняла курицу и побежала вперёд, всё ближе и ближе к собачьему лаю, навстречу сияющей Полярной звезде.

* * *

Отец Леонид только крякнул, открыв дверь и увидев Машу — грязную, в порванных джинсах, с синяком на шее и запёкшейся кровью на правом предплечье. Она прижимала к себе притихшую рыжую курицу и всё повторяла, глядя на батюшку полубезумными глазами:

— Скорее! Надо остановить его. Он забрал печать и ключи. И Готтлиба тоже. А Штольца бросил, Готтлиб убил его. А я убежала.

— Погоди-ка, девочка. — Священник завёл её в комнату, усадил за стол и протянул чашку с чаем. — Пей и рассказывай. Почему ты одна? Кто забрал Готтлиба и кого он убил?

Маша даже не взглянула на предложенное угощение. Не выпуская курицу из рук, она сбивчиво, но подробно рассказала всё отцу Леониду. И про звонок из резиденции ордена, и про машину, севшую им «на хвост», и о том, что случилось на лесной поляне недалеко от Самолвы. Священник слушал её, не перебивая, нахмурившись и качая головой.

— Вон как оно вышло, — наконец произнёс он, когда Маша закончила. — Вам бы задержаться на часок у меня, да видно, так уж у Бога выписано. Теперь понимаете, почему мы не могли ей дозвониться? — Священник обернулся к мужчине средних лет, молча сидевшему на лавке у стены. — Эх, если бы вы раньше приехали!

Только после этих слов Маша сообразила, что отец Леонид не один в комнате. Она и не обратила внимания на то, что он быстро открыл ей дверь, одет, и посреди ночи у него накрыт стол