Шрифт:
Закладка:
Человек в маске указал куда-то вбок, кадр сменился. На экране была утренняя туманная чаща. Рассвет только наступал, поэтому перебои со светом мешали сфокусироваться камере. Всё было очень расплывчато. Дымка, зелёная трава и белые пятна впереди. Наконец всё стало чётче. Утреннее солнце пробилось сквозь облака и дало разглядеть происходящее. К стволам деревьев на очень приличной высоте были привязаны крепкими канатами десяток людей в белых балахонах. Камера приблизила лицо одного. Он ещё дышал и двигался. Да. Это было лицо лидера секты, он ещё мне проповедь про змея читал. Привязан он был на уровне живота. Кадр сменился на панорамный пролёт с огромной высоты над ночной станицей. Голос продолжал вещать:
– Воспитательные процессы. Тебя это не ждёт. Нет, мой друг. Только уничтожение. Только пламя. Только слёзы и страдания. Только поглощение.
Изображение расфокусировалось, на экране снова появился человек в железной маске. Он долго всматривался вперёд, будто смотрел на меня, а затем продолжил говорить:
– Сюжет, конечно, громоздкий и интересный, но очень уж обыденный. И я хочу его разорвать. Понимаешь, мне надоело это всё. Наша встреча – ультиматум. Ты и я можем открыть ворота станицы, это в наших силах. Ты больше не будешь снова и снова возвращаться к тому обрыву, ты сможешь уехать отсюда, а я спокойно заберу то, зачем и пришёл.
Я почему-то даже не раздумывал над вопросом:
– Зачем ты пришёл?
– Ты совсем не узнаёшь меня?
– Нет, но голос у тебя очень знакомый. Ты какой-то другой писатель? Собираешься выгнать меня из деревни? Я ведь ничего плохого не сделал тому со сломанной ногой.
– Ах! Так ты встречался с этими юродивыми? Он уже был тут? Работаем медленно. Кхм-кхм, – откашлялся мужчина. – Джайнисты от мира литературы, чёрт бы их побрал. Почему мне нужно всё тебе объяснять? Чем ты вообще занимался? Существует несколько больших ремесленных мастерских. Ты столкнулся с теким, кому запрещено как-то воздействовать на описываемые субъекты. Я бы даже сказал, что они антагонистичны той структуре, которую представляю я. Сборище ханжей, которые якобы не описывают объективную реальность. Они лишь создают свою и описывают её. Пусть расскажут той бабушке это. Ну и чушь. Ты не угадал, Василе. У меня нет никаких тайн от тебя, моё имя в тайне только потому, что я не знаю его. Но то, что записано в моих документах назвать легко смогу. Все эти люди лишь гонятся за ветром, боятся умереть, жаждут эфемерной власти, боятся взять настоящую власть. Зачем довольствоваться иллюзиями, если есть реальность, согласись. Но это всё неважно. Даже не знаю, зачем объясняю это. Пойми, ты лишний в этой деревне. У нас есть шанс не попасть в круг вечных возвращений, у меня есть шанс слиться с бесконечным, у тебя этого шанса почти и нет. Да, может, с тобой случилось что-то, чего не ожидал даже староста деревни, но это просто статистическая погрешность. Эта деревня всегда горела, эта деревня будет гореть, эта деревня сгорит. Не обижайся только, ты всех повеселил, но пора и честь знать. Можешь прощаться со станицей Старороговской. А что насчёт твоего дружка с конским хвостом на голове, так я подарю то, о чём он долго мечтал. Ты ведь даже не удосужился спросить? Он не может выйти отсюда, он почти ничего не помнит, лишь его мёртвая жена всплывает иногда в пучинах его воспоминаний, орешник этот, но он ведь не знает, что этого ещё не произошло. Мы делаём ему услугу. Тебе тоже. Думаешь, один можешь закрывать «разрывы». Смотри внимательно и не рыпайся.
В этот момент с экрана пропал человек в железной маске, экран начал расширяться. Факелы тухли один за другим. Стулья исчезали, стоило мне моргнуть. Меня накрыла животная паника. Экран обволакивал всё пространство вокруг меня. Спустя минуту, я будто был в брюхе у гигантской змеи. Мои ноги онемели, от страха и паники они просто не могли сдвинуться с места. Стоило мне взять себя в руки и моргнуть, как меня как будто телепортировали куда-то. Выглядело это всё, как пять-дэ кинотеатр с пляжа курортного городка. Вокруг меня было пространство какого-то детского театра. На сцене игралась постановка «Бременские музыканты». Точно такая же, на какую меня в детстве водила мама. Слева от меня, кстати, сидела девушка очень похожая на молодую маму. Стоило мне попытаться очистить свою голову от мыслей, как произошло то, чего я боялся всю свою жизнь. Меня настигла сильнейшая дереализация, и я начал видеть себя со стороны. Воспоминания будто улетучивались. Колесо сансары неслышно пошло на второй круг. Заметив это состояние, я попытался сорваться со стула, но и этого у меня не вышло. Оставалось только находиться на грани, чтобы нанести удар по структуре разрыва. Пространство, обвалакивающее меня не только идеально копировало мои детские воспоминания, но и моё сознание тогда. Как будто его слепок вытащили откуда-то из подкорки мозга и начали примерять на моё сегодняшнее сознание. Впечатление пугающее. Как он это сделал? Тот писатель чувствовал то же? Ещё неприятнее было то, что приходилось дрифтовать между этими двумя состояниями где-то в впотьмах разума. Я постоянно перемещался и лавировал. Вокруг происходил форменный абсурд. И с осознанием этого, в моей душе поднялась третья сила, желающая назло незримому сплаву первобытного хаоса и порядка с улыбкой катить камень в гору, чтобы докатить его до самой вершины. Из меня вырвался дикий необузданный детский смех, а затем моя рука поднялась и сорвала с экрана картинку. За ней был второй слой. На втором слое была школьная аудитория. Очевидно, что это было другое воспоминание. Лица моих одноклассников были всё также расплывчаты, но лицо моей учительницы по математике было очень чётким, даже в моих реальных воспоминаниях её лицо не такое чёткое. Всё такая же заразительная смесь разочарования и скуки. Я ведь даже не помнил её голоса, а она заговорила, подняв из моей души твёрдый илистый ком обид и зла. Было брошено всего одно слово, но ощущения были настолько сильны, что я вновь чуть
