Шрифт:
Закладка:
Железные пальцы сжались. Звонко хрустнул камень. Все кругом, от заплесневевших святых на стенах до темного, закопченного потолка, утонуло в мертвенно-голубом свете. Толпа отшатнулась, обращаясь в черные силуэты. Грохнуло. Взвился пепел, и зал утонул в чудовищном вихре синего пламени.
Оглушенный, полуослепший, я кое-как сумел подняться и кинулся по лестнице вниз.
Темнота исчезла. Зал был заполнен синим светом. Он был везде, он искрился на сыпящейся с потолка бетонной пыли, его излучали ветви ив, горящие синим холодным огнем, он струился по клочьям ряс и волосам мертвецов, он лучился с потолка и со стен, с ликов святых и догорающего остова плесневика.
Скорчившаяся Ариадна лежала среди заполнивших зал мертвецов. Правой руки не было. Разбитые фарфоровые пальцы левой скребли по выжженному бетону. Грудная клетка смялась, открывая механизмы.
Я кинулся к ней, схватил и прижал к себе.
На закопченном лице с выжженными, пустыми глазами проступила улыбка.
– Виктор. Вы целы. Это прекрасно. Знаете, я вроде бы совершенная машина, но почему-то не подумала, что нужно было закрыть глаза. Я ничего не вижу, Виктор. Совсем ничего. – Ариадна прикрыла пустые глазницы и немного растерянно повернула голову. – Виктор… Скажите, я же справилась? Правда?
В голосе Ариадны был страх. Страх того, что я не скажу ей правды, если все сделанное ею было напрасно.
– Ты справилась. Только молчи. Побереги энергию. У нас еще есть флогистоны в багаже. Я установлю тебе новый.
– Флогистоны… Мне, мне они уже не понадобятся.
Уцелевшей рукой Ариадна с трудом коснулась развороченных взрывом боков. Под разорванным металлом топорщились пластинки гемогенераторов. Изодранные, почерневшие, сочащиеся светящимся кровяным концентратом.
– Держись. Все будет хорошо.
Ариадна со щелчком улыбнулась.
– Очень на это не похоже, судя по вашему голосу… Скажите, Виктор, я совсем плохо выгляжу?
– Я тебя починю.
– Виктор, мы все же недостаточно хорошо знакомы, чтобы я позволяла вам такие вольности по отношению ко мне.
– Лежи, я вернусь быстро. Принесу инструменты и новый флогистон.
– Это будет бесполезно. Пластины генератора крови уже иссыхают. А без них мозгу конец. Блоки памяти жаль… Там было много хорошего. Знаете. А это любопытно. Кажется, сейчас я чуть по-другому взаимодействую с мозгом. Он говорит, что мне холодно, Виктор. Очень холодно и… Наверное, это называется больно. Останьтесь со мной. Прошу вас. Я бы не хотела отключаться навсегда. Но если выбора нет, пожалуйста, побудьте рядом. Я не хочу, чтобы мое мышление закончилось без вас. И наверно… Простите за все.
Искореженная железная рука протянулась ко мне. Обняв ее, я сжал полнящиеся фарфоровыми осколками пальцы.
Синий огонь догорал на ветвях ив. Свет, заполнивший зал, медленно-медленно угасал.
Эпилог
Над Петрополисом собиралась гроза. Первая гроза этой весны. Лил дождь. Кислотный, как и всегда. Последние кучи черного снега исчезали в его пелене. Размякшая земля комьями прилипала к сапогам, мешала идти, точно не хотела, чтобы мы увидели то, что происходит дальше.
Удары тяжелых капель дождя и лопат. Рабочие в кожаных куртках трудятся над ямой, что уже начала заполняться водой. Ветер гонит по небу темный дым. Дождь все усиливается. Строй солдат в багряной форме уже выстроился поодаль, держа винтовки дулами к низкому мрачному небу.
Вспышка молнии, вырывающая из дождя затянутый в черные одежды девичий силуэт, окруженный золотом придворных мундиров. Всепресветлейшая, Пародержавнейшая, Великая Государыня Императрица Екатерина Третья шла по проложенным в грязи мосткам. Вот она приняла из рук одного из князей белоснежный камень и положила его в отрытую яму, закладывая фундамент часовни, посвященной погибшим в Оболоцке и избавлению Петрополиса от мора.
Над нашими головами пронесся залп. Затем еще и еще. Церемония продолжилась, а окруженная царедворцами императрица пошла прочь. Лишь на секунду ее глаза быстро скользнули по толпе.
– Она на вас посмотрела, Виктор. Никогда бы не подумал… что вы так быстро оправдаете мои надежды. – Стоящий возле меня Мороков хищно улыбнулся.
– А кто думал? Никто. – Я сцепил руки за спиной. Капли дождя били по прорезиненным зонтам, что держали над нами графские слуги.
– Пойдемте, Виктор. Тут уже все. Пора поговорить. – Граф указал на стальной собор с налитыми светом прожекторов стеклянными куполами. В отличие от площадки, где строилась часовня, там не было места ни снегу, ни грязи. Земля, выложенная зеленым и красным стеклом. Узор столь искусен, что кажется – под отравленным небом и правда раскинулись цветы. Гранитные обелиски с высеченными крестами, массивные и увенчанные бьющими в зенит прожекторами. Совсем маленькие фонарики стоят на надгробиях младших чинов, но чем ближе к храму, тем сильней бьют в небо прожектора с могил генералов и статских советников, графов и князей. Мы шли через кипящий от света дым навстречу громаде стального храма.
– Вы часто здесь бываете, Виктор? Нет? Очень зря. Я вот люблю гулять по кладбищу. Это дисциплинирует и приучает не тратить время впустую.
Мороков вдруг невесело усмехнулся и кинул взгляд на строгий обелиск, показавшийся невдалеке от дороги. На белоснежном мраморе была вырезана знакомая нам фамилия.
– Знаете, Виктор, я вдруг понял, что то же самое сказал Светлане, перед тем как она отбыла в Оболоцк. Мы даже шли с ней, кажется, по этой же дорожке. Да… Как жаль, что ей был отмерен такой короткий срок. – Граф посмотрел на могилу доктора Луччевской. – Какие у меня на нее были планы, как много она бы успела сделать для империи, проживи хоть чуть дольше.
– Она сделала достаточно. Вы можете ею гордиться. Если бы она не начала расследование, Петрополис был бы уже поражен Гнилью.
Мороков пожал плечами.
– Я и так всегда ею гордился. Только никогда не говорил об этом. Не хотел, чтобы она расслаблялась.
