позволил им подключиться к грибным сетям старых деревьев, они демонстрировали более высокий уровень выживаемости, нежели там, где он использовал изолирующие пакеты с порами, пропускавшими только молекулы воды.

Молодая поросль в этом лесу жила в сети старых деревьев.

Сев на пень, я сделала большой глоток воды и заметила группу ростков высотой не больше кровельного гвоздя. Подземная сеть может объяснить, как молодым растениям удается годами и даже десятилетиями выживать в тени. Эти старые леса способны восстанавливаться, потому что предки помогают потомкам окрепнуть. В конечном итоге молодые встают в строй, заменяя старцев, и предлагают помощь другим.

Когда солнце оказалось над головой, я проверила время на блэкберри. До Нельсона четыреста семьдесят шесть километров, чтобы добраться до дома к полуночи, мне нужно выехать в четыре часа дня. Джин настоятельно советовала мне купить этот модный телефон – она прозвала его блюберри[51]; он преобразил мою жизнь, что было особенно важно сейчас, когда я столько времени проводила в дороге. Я проверила электронную почту. Одну из заявок на грант отклонили. Зато одобрили другую, где мы собирались исследовать вырубки сухих внутренних лесов из пихты Дугласа и их влияние на целостность микоризных сетей. «Да!» – подумала я. Недели, проведенные за анализом слов и бюджетов, принесли свои плоды. Я восхищалась этим маленьким устройством, восхищалась тем, как интернет помогает мне ощущать связь со всем миром.

Этот лес тоже был похож на интернет – Всемирную паутину. Но вместо компьютеров, соединенных проводами или радиоволнами, деревья связывались микоризными грибами.

Лес выглядел как система центров и спутников, где старые деревья оказывались самыми крупными узлами коммуникаций, мелкие – менее загруженными узлами, а по грибным нитям в обоих направлениях передавались сообщения. Когда моя статья была опубликована в «Nature» в 1997 году, журнал назвал это «древесной паутиной»; название оказалось гораздо более прозорливым, чем я могла представить. Тогда я знала только то, что береза и пихта передают углерод туда и обратно через переплетение микориз. Однако этот лес открывал передо мной более полную картину. Старые и молодые деревья были узлами, соединенными микоризными грибами в сложную схему, которая способствовала восстановлению всего леса.

Из дупла рядом с остатками дерева роем вылетели осы. Одна из них ужалила меня, и я побежала вверх по склону, крутому, как эскалатор; мой рабочий жилет стал весить как бронежилет. Добравшись до гребня и рухнув на землю, я прижала к месту укуса бутылку с водой. Большие старые деревья на этом пригорке стояли далеко друг от друга, сеянцев было меньше, и располагались они реже. Так сказывался недостаток влаги. Малина и гекльберри исчезли; их сменили пучки длинных листьев вейника, шапочки шелковых люпинов и редкие кусты шефердии. Люпин и шефердия умеют связывать азот, добавляя этот элемент в местный медленно растущий древостой. Хотя склон, обращенный на юг, был сухим, в растительном сообществе не наблюдалось инвазивных сорняков вроде тех, что расползались вдоль обочины дороги, где я припарковалась. Этот лес находился на северной границе засушливого Большого Бассейна[52], южнее климат был чересчур сухим для деревьев, и вместо них в местных прериях росли кустистые злаки. Местные луга испытывали давление со стороны экзотических сорных растений: в данном случае микоризные сети мешали жизни. Васильки, распространяемые скотом, подключались к микоризе злаков и забирали фосфор прямо из их корней. Грибы васильков работали не на развитие злаков, как это было с березой и пихтой, а ускоряли их вырождение, которое началось с появлением людей, пасших скот. Возможно, они убивали местные злаки, посылая им яд или инфекцию или морили их голодом, забирая энергию и приводя прерии в упадок. Как вторжение похитителей тел или колонизация Америки европейцами.

С помощью бурава я просверлила несколько вековых деревьев. Самому пожилому исполнилось 302 года, самому молодому – 227. Наиболее крупные и древние были старейшинами этого леса. Следы огня на их толстой коре выделялись сильнее, чем на деревьях более влажной зоны внизу, потому что здесь было жарче и суше. Магнит для молний. Этим объяснялся такой широкий диапазон возрастов. Я снова проверила телефон. Два часа. Через час Дон заберет Ханну и Наву из школы.

Я поскребла землю лопаткой. Жителей этого гребня, как и старые деревья у ручья, украшали трюфели, клубеньки – скопления микоризных корней, покрытых грибной оболочкой, – и золотистые грибные нити, разлетающиеся от них, как падающие звезды. Деревья и грибы здесь тоже сплетались в густую паутину. Плотность связей оказалась выше, чем внизу: почва суше, и деревьям не хватает влаги. Это имеет смысл! Здесь, на гребне, деревья больше вкладывают в микоризные грибы, потому что им требуется больше взамен.

Я прислонилась к самому старому дереву высотой не меньше двадцати пяти метров, его ветви напоминали ребра кита. Сеянцы проросли полумесяцем вдоль северной линии стекания воды с кроны, их вытянутые иголки походили на паучьи лапки. Орудуя ножом, я выкопала одно из растений. С конца его корней струились грибные нити, и я ощутила хмельное возбуждение, позабыв об укусе осы. Зажала сеянец с микоризой между страницами блокнота, чтобы рассмотреть его дома более внимательно. Но я понимала: эти маленькие растения соединялись с сетью старых деревьев и получали достаточно воды, чтобы пережить самые засушливые дни лета. Мы со студентами уже знали, что ночью деревья с глубокими корнями поднимают воду на поверхность почвы с помощью гидравлического лифта и делятся ею с растениями, корни которых залегают неглубоко, помогая этому архипелагу оставаться невредимым во время длительной засухи.

Без такой подкормки сеянец в жаркие августовские дни может погибнуть почти мгновенно: иголки краснеют, а чехлики стеблей получают ожоги, которые исчезают до выпадения снега. Для этих молодых новобранцев небольшой прирост ресурсов в моменты уязвимости – разница между жизнью и смертью. Но как только их корни и микоризы добираются до лабиринта коричневатых пор, где вода пленкой облекает частицы почвы, они активизируются и создают фундамент. Такая корневая система, не ограниченная в своих возможностях, гораздо более надежна, нежели пухлые цилиндры, выращиваемые в трубках из полистирола в питомниках, где проростки, предназначенные для лесопосадок, так напичканы водой и питательными веществами, что не могут, да и не имеют нужды, пускать надлежащие корни и соединяться с почвой в партнерстве с грибами. Их толстым иглам требуются потоки воды под жарким августовским солнцем, однако их корни продолжают расти, словно в заточении, не в силах добраться до старых деревьев и получить помощь, когда на вырубках почва трескается от нехватки воды.

Я вернулась от северного полумесяца