докладом о микоризных связях. Мы разговаривали по вечерам о туристических маршрутах – пеших и на каноэ, о прочитанных книгах и просмотренных фильмах, о том, что Нава уже в восьмом классе, а Ханна в десятом, и что Мэри не видела девочек с детского сада, и мы ходили к соснам белокорым в Каскадных горах Орегона. «Может быть, ты покажешь мне Материнское дерево», – произнесла она, выслушав рассказ о моем открытии. Мэри была опытным туристом, выросшим в калифорнийской Сьерра-Неваде; после постдокторантуры в Австралии она поселилась в Корваллисе, занявшись научно-исследовательскими работами в области физической химии. Я сказала, что она могла бы помочь мне выяснить, какие химические вещества перемещаются по этой сети. Все эти годы она жила одна, сосредоточившись на разработке чернил для струйных принтеров и восстанавливаясь после автомобильной аварии, в которой погибла ее подруга, и получил травмы друг, серьезно пострадала и она.

– Что это за шарики? – спросила Мэри, указывая на капли желтой смолы на коре мертвых сосен, выстроившихся вдоль тропы.

– Смола из ходов горного соснового лубоеда, – ответила я, переводя дыхание в разреженном воздухе на высоте двух тысяч метров.

Я едва успевала за подругой, хотя ее правая нога, скрепленная пластинами, была на пару сантиметров короче левой. Отщипнула кусочек смолы, твердой, как старая жевательная резинка, и сунула ей в руку.

– Поэтому сосна и умерла? – уточнила Мэри.

Пряди светлых волос выбивались из ее хвоста, солнцезащитные очки она закрепляла шнурком. Я объяснила, что сосна пыталась избавиться от жука, когда он зарывался в ее кору, однако причиной смерти стал гриб синевы, проникший в древесину на лапках жука. Патоген распространился по ксилеме, закупорив клетки и перекрыв доступ воды из почвы.

– Дерево умерло от жажды, – резюмировала я.

– Боже, гибель дерева не такое уж понятное дело, – сказала она, предложив мне бутылку с водой, а затем глотнула сама. – Я бы никогда не догадалась.

Мы осмотрели все мертвые деревья в окрестности, на одних иголки покраснели, другие еще оставались зелеными. Среди серых стеблей сохраняли цвет ярко-фиолетовые люпины; кустики черники метловидной сияли, радуясь доступному солнечному свету и воде, их ягоды цвета фуксии были сладкими, как малиновое варенье.

– Лубоеды убивают старые сосны, затем пожар плавит смолу в шишках, и семена освобождаются. Вот почему после пожара молодые сосенки растут так густо.

Я высыпала ей на ладонь несколько ягодок размером не больше дождевых капель и указала на группу молодых сосен, добавив, что раньше эти леса были неоднородными – мозаикой древостоев разного возраста. Среди них стояли и старые, однако большинство деревьев в силу молодости не подвергались заражению.

– Сейчас все по-другому, – заметила я, объяснив, что из-за подавления пожаров многие деревья достигают такого возраста и такого размера, что их флоэма становится достаточно толстой, чтобы прокормить массу личинок. Вспышка лубоеда началась на северо-западе Британской Колумбии и распространилась на юг до Орегона, в результате чего в Северной Америке погибли или погибают более сорока миллионов гектаров.

Несмотря на то что жук и гриб эволюционировали вместе с соснами, последние несколько десятилетий борьбы с пожарами породили обширный ландшафт стареющих сосен, созревших для грандиозного нашествия вредителей.

Поскольку зимние температуры больше не держатся на минус тридцати градусах Цельсия, достаточное время для гибели личинок, кормящихся во флоэме, тонко настроенный симбиоз между видами нарушился. Мы столкнулись со вспышкой таких колоссальных масштабов, что она потрясала людей, оказавшихся в ее центре.

– Все эти деревья умрут? – спросила Мэри, возвращаясь на тропу.

Ржавая пыль припудрила ее икры, на обнаженных руках проступали мускулы, накачанные тасканием дров зимой, походка давно приспособилась к корректировке костей.

– Некоторые выживут, но большинство погибнет, – ответила я.

Для борьбы с жуками сосны вырабатывают множество защитных соединений – монотерпенов. Мне нравилось, что Мэри беспокоилась и за эти деревья. Проведя рукой по мертвому стволу, она собрала горсть красных иголок и показала мне.

– Эта вспышка такая мощная, что большинство деревьев не могут отбиться от жуков. Их скопления засекали даже с помощью спутников, – сообщила я.

Мэри указала на небольшой участок сосен с иглами насыщенного нефритового цвета и предположила, что будущее, возможно, не так уж мрачно. Я осторожно согласилась. Масса мертвых деревьев на Западе вызывала тревогу. Некоторые сосны смогли усилить защиту за счет увеличения выработки монотерпенов, но вспышку пережили немногие. Пихты субальпийские под мертвыми соснами дали новую поросль, однако их хвою и почки грызла западная еловая листовертка – еще одно насекомое, поражающее хвойные леса Запада. И все же, несмотря на вредителей, уничтожающих почки пихт, несмотря на жуков в соснах, этот лес не был мертв. Многие молодые деревца оставались здоровыми, а просветы, где упали мертвые сосны, заполнялись новыми растениями.

– Выжившие деревца должны дать новые поколения, лучше приспособленные к борьбе с жуками, – сказала я.

Мне нужно было взглянуть на ситуацию шире, а не зацикливаться на умирающих деревьях. Мэри взяла меня за руку со словами:

– Вот увидишь, Сьюзи, со временем все наладится.

«Она права», – подумала я. Но пока ситуация вышла из-под контроля – мертвые сосны стояли по долинам от Юкона до Калифорнии.

– Возможно, пихты и сосны могут предупреждать друг друга о заражении, – произнесла я, когда мы продолжили путь по тропе.

Я рассказала, как доктор Юань Юань Сун из Китая выясняла, могут ли пихты, зараженные листоверткой, предупреждать об этом соседние сосны, чтобы те успели подготовиться. Ее запрос стал полной неожиданностью: Юань Юань спрашивала, можно ли приехать на пятимесячную практику с целью проверить, действует ли среди хвойных деревьев в лесу та система предупреждения, которую она обнаружила в лабораторных условиях у томатов. Юань Юань зафиксировала, что растения помидоров сообщают о своем стрессе соседним помидорам; нам обеим было интересно, могут ли подобные сигналы передаваться между деревьями.

Перед Мэри пролетела канадская кукша, издавая «кви-у-у».

Мы оказались на плато меньше чем через час; пихты субальпийские редели по мере того, как мы пробирались через вулканические породы и луга с медвежьей травой. Мэри убрала в свой рюкзак блестящие обломки обсидиана и легкие, как перышки, кусочки пемзы, заодно сунув несколько штук и в мой.

– Вот этот понравится Наве, – заметила она, отражая свет на подол своей футболки.

Мы добрались до кромки утеса и двинулись по тропе, огибающей его по краю. По склонам спускались базальтовые колонны, контур уступа обрамляли заросли тысячелетних сосен белокорых.

Я показала Мэри пучки из пяти иголок, растущие на ветвях сосен белокорых, – у сосны скрученной были пучки всего из двух иголок.

Сосна белокорая зависит от североамериканской ореховки, разносящей ее семена, в то время как сосне