К сексу относился как к неизбежному способу продолжения рода, но считал его глубоко греховным источником удовольствия. В тридцать лет с небольшим, после рождения четвертого ребенка, Ганди примет обет полного отказа от секса и будет следовать ему до конца жизни (позже он признавался, что следование этому обету было самым тяжелым; и, кстати, мнение супруги его не беспокоило: если он так решил, она была обязана смириться).

После школы на деньги богатого родственника молодой Ганди уехал учиться в Англию. Дела там у него шли ни шатко ни валко: друзей за пределами индусской общины не завел; диплом юриста получил за деньги, выучив всего пару предметов и толком не сдав экзамены; по наивности то и дело попадал в неловкие бытовые ситуации, а главным увлечением его жизни в те годы был поиск хороших вегетарианских кафе (редкость для Британии). Вернувшись домой, пробовал начать свою адвокатскую практику, но из-за слабых знаний и природной робости у него почти не было клиентов, а тяжбы тех, что были, он проигрывал. Чтобы прокормить детей, с семьей перебрался в Южную Африку, где устроился на место юриста крупной индийской компании. Там и произошел мелкий эпизод, в корне изменивший характер Ганди и весь ход его жизни. В поезде, на котором он ехал в командировку, его с позором выгнали из вагона первого класса (куда он честно купил билет): пассажиры посчитали его «цветным» из-за смуглости кожи. Происшествие ранило юриста в самое сердце. На родине он был из уважаемого рода, а эти расисты, белые южноафриканцы, обошлись с ним как с неприкасаемым! На средства компании он опубликовал описание происшедшего в центральных газетах страны, излив в статьях свое негодование. Затем на протяжении пятнадцати лет совмещал в ЮАР работу юриста с активнейшей общественной деятельностью, направленной на искоренение расизма. Добился некоторых результатов: расовый режим в этой стране временно смягчился. На родину Ганди окончательно вернулся всего несколько лет назад уже в роли видной фигуры сопротивления колониальным режимам, известного философа и публициста; позже он и вовсе стал духовным лидером нации.

На шумном оживленном вокзале Ахмедабада, оказавшегося более крупным городом, чем мне представлялось, я нанял извозчика: путь до ашрама Ганди, расположенного на другом берегу реки, разделявшей город на две части, пешком был неблизким. Даже в феврале погода в этой части Индии стояла теплая, по европейским понятиям – летняя. Приятное солнечное утро предвещало тихий безоблачный день. Ашрам находился в бедной, неприглядной части города – вблизи берега мутной реки, зажатый между крематорием и тюрьмой. Путь к нему пролегал мимо бедных, рассыхающихся лачуг с нехитрым хозяйством под открытым небом, почти в каждой из которых обитали несколько поколений семей: от сухих стариков до ватаги веселых чумазых детей. В общем, это было логично: на участок в лучшем месте Махатме неоткуда было бы взять средства. Но сама община мудреца выглядела на окружающем фоне островком благополучия. Она занимала приличную площадь, выглядела чисто и симпатично: с двухэтажными деревянными строениями красного и желтого цвета, аккуратно постриженной светло-зеленой травой, множеством ухоженных фруктовых деревьев. Дверь общины никогда не закрывалась. Дорожек не было, и, идя по траве, я внимательно смотрел себе под ноги. В ашраме исповедовался принцип непричинения зла живому. Рассказывали, что прямо под ногами у людей здесь нередко ползали ядовитые кобры. К счастью, змей мне не встретилось. Я спросил у девушки, где я могу найти Махатму. Она улыбнулась, вежливо поздоровалась на хорошем английском и указала на маленькую деревянную постройку, дверь которой была приоткрыта. Подойдя ближе, я увидел скромно обставленную комнату. У стены находился небольшой прядильный станок, у окна – стол с несколькими книгами. Хозяин этой почти монашеской кельи подметал пол, стоя ко мне спиной. На мое вежливое обращение он обернулся, распрямился и с удивлением, изучающе на меня посмотрел. Я отметил, что в начале 1920-х Ганди выглядел моложе, чем мы привыкли по его многочисленным портретам и фотографиям. Он уже заметно облысел, но его лицо пока еще украшали густые черные усы. Очки он тоже еще не носил. Передо мной стоял не сухой, седой и невероятно худой аскет с посохом, а стройный энергичный мужчина-индус, почти в расцвете сил. Знакомый всем образ «мудрого старца» Ганди приобрел годам к шестидесяти, после долгих тяжелых лет в индийской тюрьме.

– Приветствую вас! Весенняя утренняя уборка?

Махатма кивнул, вышел за порог и приветливо, но несколько напряженно пожал мою руку. Безупречно одетые лондонские джентльмены с оксфордским акцентом, работавшие на британское правительство, вряд ли (тем более так просто, без приглашения) часто появлялись у него в гостях.

Ганди пригласил меня позавтракать вместе с ним на веранде. Обитатели ашрама вставали с рассветом, и для него это явно был не первый завтрак. Две приятные девушки в традиционных нарядах принесли нам жидкую овсяную кашу, аппетитные джемы нескольких видов, темный хлеб и чашки с горячим какао. Я с радостью все попробовал, но не мог сдержать сарказм:

– Великий Ганди, духовный лидер Индии, имея столько помощников, сам подметает пол?

– Разумеется. В нашей общине все равны. Я занимаю в ней такое же положение, как и любой. Разве что Господь дал мне немного больше мудрости. Как могу, я стараюсь делиться ею с другими.

– Вы полагаете, что, находясь здесь, вдали от индийских столиц, подметая пол, вы принесете больше пользы, чем если бы вы активно выступали перед толпами из тысяч людей по всей стране? Вы же понимаете, что терпение ваших соотечественников не беспредельно. Многие даже ваши сторонники все громче критикуют вас за пассивность, бездеятельность.

– Я полагаю, что всякое хорошее дело, даже уборка своей комнаты или мои вечерние обращения пусть и к небольшой группе единомышленников, стоит того, чтобы им заниматься.

– Я знаю, что вас многие считают философом. Но разве философия – это то, что нужно Индии в этот переломный период всей ее истории? Разве не настало время решительных действий?

Ганди тихо усмехнулся и посмотрел вбок. Кажется, подобный вопрос ему задавали уже тысячу раз.

– Я полагаю, что многие из нетерпеливых горячих голов не понимают, что историю торопить бесполезно. Вы, разумеется, можете изо всех сил потрясти яблоню. Одно из двух – либо у вас ничего не получится, либо к вашим ногам упадут незрелые плоды, от которых вам не будет пользы.

– Как следует понимать эту аллегорию?

– Довольно просто. Неужели вы полагаете, что небольшая армия, даже хорошо вооруженная и посланная столь сильной державой, как Британия, могла бы покорить такую огромную, необъятную страну, как Индия, и столетиями удерживать ее в своей власти без ее собственного согласия?

– Насколько я знаю, наша администрация часто использует силовые