в нашу сторону, и мне показалось, что его абсолютно пустое выражение лица сменилось каким-то волнением. Кочински вперил взгляд в деревья слева от нас. Я посмотрел в том же направлении, но кроме леса, не увидел ничего из ряда вон выходящего.

– Извините, пропустите! – Милек Кочински поспешил спуститься со скамьи. – Я на минуту, сейчас…

– Куда это он? – спросил фотограф.

Дарт раздражённо дёрнул плечом.

– Понятия не имею.

Кочински пересёк дорожку к деревне и нырнул в лес. Мы только рты разинули. Кто-то смеялся, мол, старику приспичило. Зажужжал привычный студенческий рой.

У меня усиливалось гадкое чувство. Утро во мне будило мысли о празднике, начале лета. Сейчас я наполнялся предчувствием неясной надвигающейся катастрофы, почти как «Вильгельм Густлофф»[89], отсек за отсеком вбирающий в себя польские воды.

Прошло минут десять. Кочински всё не появлялся. Фотограф ворчал, что мы у него не одни. Дарт отчалил по каким-то делам в университетские двери. Парни, кто присел, кто отошёл, сгруппировались и уже без всяких стеснений громко перекидывались фразами. Я откололся и принялся неспешно расхаживать вдоль взрыхлённой земли, что возделывал дней десять назад. От галдежа стало дурно. Виски засверлила головная боль, и я, отдаляясь от шумового эпицентра, свернул за угол. Здесь было спокойнее. Пройдя здание с торца, я оказался перед обсаженной каштанами аллеей, отмечавшей подъезд к Роданфорду.

Шаркая по выщербленной площадке, пиная камешки и проросшие сквозь толщу гравия сорняки, я поднял голову и замер, будто на меня обрушилось проклятие Леди Шалот[90].

Я увидел силуэт поодаль, у каштана перед воротами. Гордые плечи, талия, подчёркнутая жакетом, округлые бёдра. Она стояла ко мне спиной, голову прикрывала одна из тех шляп с широкими полями, что опять вошли в моду. Ярко-красные туфли горели на фоне травы, как ягоды земляники.

Я собрался с духом и направился к ней, не ощущая привычной уверенности. В ярдах десяти окликнул Анну. Она повернулась, и я притормозил. Это была не Анна, а другая женщина, гораздо старше. По возрасту она годилась Анне в матери. Её зелёные глаза смотрели на меня из-под шляпы насторожённо, словно пытались угадать, чего ожидать от нашей встречи – добра или зла. У неё были длинные стройные ноги, обтянутые довольно короткой юбкой, открывающей колени. Лицо её когда-то было красивым, и былая его красота ещё проглядывала через патину времени. Глядя на неё, я мог бы сказать, что эта дама хлебнула жизни через край – и сладкого и горького. И что это лицо я уже где-то видел.

Женщина улыбнулась так, словно извлекла из старого арсенала выражение лица, когда-то сражавшее мужчин наповал. Улыбка была загадочной, немного капризной, зовущей. Но глаза при этом оставались насторожёнными и тревожными.

– Мистер Карлсен, – произнёс мягкий хрипловатый голос. – Вот уж сюрприз!

– Простите? – буркнул я.

– Ох, неважно. Я всё думала, для чего я должна явиться в это место? Вопросы сами отпали, – женщина кокетливо рассмеялась, чуть запрокинув голову.

– Кто вы? Я вас раньше видел?

– Не думаю. – Она скользнула по мне взглядом, оценив с ног до головы. – Некоторых сложно забыть. Даже мне.

Я ухмыльнулся, запустив пятерню в волосы. От меня сытой пиявкой отклеилось чувство тревоги, и я вернулся к себе, как это бывает в случаях с женщинами, от которых меня пробирает трепет. Она буквально пожирала меня взглядом и своим присутствием, хотя в действительности ничего для этого не предпринимала.

– Вы ищете Адама?

– А вы не он?

– Я – Макс, его сосед.

– О, понимаю, – сказала она задумчиво. – Ну что ж, Макс, не будешь ли ты так любезен передать своему другу, что я уже здесь.

– Вы…

– Можно просто Ройшн.

– Так вот вы кто… – с расстановкой сказал я. – Вы – мама Шивон?

– Ах, не произноси этого слова. Никогда к нему не привыкну. Некоторые принимают меня за её старшую сестру. – Женщина манерно пожала плечами.

Дикая штучка, однако. Я представил на её месте свою маму, и меня пробрал озноб.

– Дело в том, что Адам пропал.

– Такое часто случается с мужчинами. – Она достала сигарету и мундштук.

Я дал ей огня.

– А с тобой мы этот вопрос никак не решим?

– Дело в том, что я не знаю вопроса, – сказал я.

Ройшн выдула облако дыма.

– Значит, Адам просил Агату о встрече с вами?

– Именно так. Мне передали, что дело крайне важное. Я остановилась в соседнем городе, приехала неделю назад из Ирландии за сбежавшей дочерью. Ближе к этому месту подходить не хотелось. Эти лишние встречи с отцом Шивон ни к чему. Я видела ваше шоу на главной площади.

– Вы смотрели спектакль? – удивился я.

– Только половину. Я приходила в надежде, что найду Шивон среди зрителей.

Она долго затягивалась, обратив ко мне пристальный взгляд.

– Тебе следовало играть Себастьяна, – сказала Ройшн.

– Я не мог.

– В тебе что-то не так?

– Хотя бы то, что я брюнет.

– Ох, не смеши! Если всю жизнь следовать правилам, можно умереть со скуки.

– Питеру гораздо важнее было сыграть эту роль.

– Да, но смотрела-то я всё равно не в его сторону. – Ройшн кокетливо подмигнула мне, следя за реакцией.

Боже, она соблазняла меня! И я, сохранявший привычную невозмутимость перед агрессивным натиском моих кошелёчков, вдруг почувствовал растерянность.

– В целом согласен. – Я отбросил ногой валявшуюся ветку. – Поступать наперекор разумным доводам куда веселее.

Ройшн усмехнулась:

– Я жила так, потому что была такой, какая есть. Я была счастлива. – Её большие зелёные глаза взирали на меня испытующе. – А вы счастливы, юноша?

– Как посмотреть. Бывает, что иногда счастлив.

– «Иногда» – слово неудачников. Я рисковала, экспериментировала на себе, пренебрегала опасностями, порой разбивалась в кровь, но всегда жила, как мне того хотелось. «Всегда» – вот нужное слово.

Ройшн покачала головой и улыбнулась.

– Я разболталась. Мистер Карлсен поставил меня в неудобное положение. Мне привычнее, когда неудобства доставляю я.

– По части неудобных положений Адам – мастер. Я бы охотно понаблюдал за вашим поединком, однако не знаю, где мой сосед. Честно вам скажу, я за него переживаю.

– Ему что-то угрожает? – спросила Ройшн.

– Не могу сказать. Просто неясное предчувствие.

– Ты назвал меня Анной.

Я смущённо почесал в затылке.

– Твоя подруга?

– Нет. Она жена проректора Роданфорда.

– Но вы с ней в близких отношениях?

– Совсем не обязательно, – сказал я.

Моя серьёзность её рассмешила.

– Мне это нравится, – сказала Ройшн. – Таким я тебя и представляла. Она молодая?

– Лет тридцать с малым.

– То, что нужно. В тридцать мы ещё молоды, но уже опытны, – она сделала паузу. – Можно ли уйти куда-нибудь? Невыносимо топтаться на одном месте.

– В университет?

– Я бы предпочла бар.