к Маточкину Шару; молодому капитан-лейтенанту Ла Бауме было приказано также вначале добить поврежденный танкер «Олдерсдейл». Но час или два спустя «Олдерсдейл» был замечен Бранденбургом (U-457), и тот одной прицельно выпущенной торпедой нанес ему «удар милосердия», а затем пошел занимать позицию, предписанную ему Шмундтом.

Тактика Шмундта была построена на том, что большая часть оставшихся судов конвоя PQ-17 еще должны были подойти к северо-западному побережью Новой Земли, а также пройти Маточкин Шар или войти туда, и в его расчеты не входило, что в этот самый момент семнадцать судов могут выходить из пролива южнее установленной им линии патрулирования. Сигнал, поступивший в 17.30 с U-88 Бомана, впервые озвучил опасения Шмундта, что ловушка расставлена слишком поздно. Боман, позиция которого была определена возле самой северной стороны входа в Маточкин Шар, предположил, что фрагменты конвоя уже проскользнули сквозь сеть. Прочесав акваторию в районе мыса Сухой Нос, он не обнаружил ничего.

После этого он попросил разрешения участвовать вместе с Ла Бауме в операции против поврежденного «Олдерсдейла», не зная, что Бранденбург уже решил вопрос. Шмундт заявил: «Ввиду малого числа судов, оставшихся от конвоя, для подводных лодок наиболее перспективно действовать против тех целей, которые они уже обнаружили, и отказаться от идеи пребывания в патрульных зонах». Пока лишь Ла Бауме, который только что прислал сообщение на этот счет, и Рехе видели противника, так что Шмундт передал:

«Адмиралу – командующему силами в Арктике, для «Ледяного дьявола».

Всем действовать против судов, о которых сообщили Ла Бауме и Рехе. Передавайте координаты даже одиночных судов».

Он также добавил, что вопрос с танкером, о котором говорилось в сообщении Ла Бауме, уже решен.

Нетрудно вообразить беспокойство Гюнтера Ла Бауме, когда он получил такой ответ. Это у него был пока что самый неудачный конвой: 2 июля на него сбросили шесть глубинных бомб, на следующий день он совершенно потерял его из виду, а 4 июля в густом тумане нашел остров Медвежий вдалеке от того места, где конвой должен был находиться по его расчетам. В течение следующего дня его подводная лодка вышла на множество отставших судов, но в тумане ее застал врасплох корабль эскорта. Ему оставили бесславную работу преследования и потопления оставленного командой танкера, но даже и этот малый кусочек был у него оттяпан другой подводной лодкой. Наконец, в 14.50 7 июля он заметил свое первое «живое» грузовое судно, быстроходное, на всех парах шедшее у входа в Маточкин Шар и очень близко к берегу. Он бросился за ним в погоню: теперь-то у него не перехватят добычу в последний момент!

Через перископ он видел, что судно вооружено двумя тяжелыми орудиями и несколькими зенитками. На трубе видна была буква «H». С 800 ярдов он дал залп из всех четырех главных торпедных аппаратов по несчастному судну и отвернул право на борт. В течение долгих сорока семи секунд его радист[97] следил за шумами торпед, рвавшихся к жертве на глубине 12 футов под водой.

3

Когда мы сталкиваемся с очередным уничтожением союзнического судна, одного из двадцати потопленных в ходе этого конвоя, трудно не дать притупиться нашим чувствам, не загрубеть перед чередой трагических потоплений, торпедирований, перекличек личного состава в спасательных шлюпках. Но когда это двадцать первое судно опускается на дно, приходит время со всей ясностью вспомнить, что мукам подвергались не суда и грузы, а страдающие человеческие существа. Они были обыкновенными мореходами, но их работа была опаснее, чем у большинства людей; это были люди с присущими им чертами характера, имевшие семьи, надежды и планы на будущее, они бывали и мужественными, и не очень смелыми, но, уходя в море, они оставляли все свои проблемы и горести на земле. Описание конца «Хартлбери» может символизировать историю всех и каждого из людей и судов, которые «остались в море», как говорили про своих погибших товарищей немецкие подводники.

Краткий эпизод у побережья Новой Земли показал все трагичные и безжалостные черты войны на море в их наиболее жестоком проявлении. Владелец и капитан судна «Хартлбери» Джордж Стивенсон уже был награжден орденом Британской империи за таран, который он совершил, управляя другим судном, против вражеской подводной лодки посреди Атлантики за несколько месяцев до этого. Он не остановился, чтобы выловить из воды людей, и, когда на обратном пути его судно было выбрано подводными лодками для атаки в самой середине конвоя, он с мрачной непреклонностью клялся себе, что его потопили в отмщение за утонувших товарищей.

Ла Бауме видел попадания своих торпед и сквозь водяную завесу наблюдал, как судно кренится на правый борт и медленно теряет скорость. Второй помощник на «Хартлбери», Нидем Форт, так описывал в дневнике этот трагический момент:

«7 июля. 19.40. Торпедированы. Подменил на чай помощника. Спускаясь с мостика, буквально угодил на торпеду, которая взорвалась прямо под ногами: страшный взрыв, треск, все потемнело, со стороны «обезьяньего острова»[98] меня окатило водой вместе с разными обломками. Я почувствовал сильный удар по голове, оглушивший меня, и единственной мыслью было добраться до другого борта, прежде чем ударит вторая торпеда, – понадобилось немалое присутствие духа. Через пустую ходовую рубку, заливаемую водой, пробрался к другому борту, и тут взорвалась вторая торпеда. На этот раз палуба ушла из-под ног, и я упал на спину».

Старпома Гордона также бросило на палубу, одна рука у него неловко подвернулась, но он был жив. В радиорубке радист потерял сознание, когда на него упал тяжелый усилитель. Станция была разбита.

Первая торпеда сделала большую пробоину возле кубрика команды, и полдюжины стюардов в панике выскочили оттуда, падая друг на друга; вторая подняла стену воды, которая достала до опоры «эрликона», установленного на верхнем мостике, выше ходового, смыв пятерых моряков за борт. Сама опора упала на капитана Стивенсона, который после взрыва первой торпеды бросился к выходу с мостика.

Вместе с капралом морской пехоты старпому удалось вытащить капитана судна из-под деформированной стали и бетонных блоков, прижавших его к палубе. Стивенсон, невысокий, крепко скроенный йоркширец, казалось, был цел, не считая сильно поцарапанной головы. Ругаясь на чем свет стоит, он содрал с себя мокрую одежду и натянул сухой плащ.

Судно сильно накренило, оба двигателя стали, палубы были деформированы взрывами, из котлов шел пар, свист которого заглушал все другие звуки. Не успел Стивенсон приказать покинуть судно – все уже бросились к двум спасательным шлюпкам. Каждая вмещала тридцать шесть человек, а на судне их было пятьдесят девять, включая комендоров и отделение