Мы сидим с ним на скамейке рядом с домом Шолохова в станице Вешенской. А в самом семейном гнезде писателя, откуда мы только что вышли, в разных комнатах размещена обширная экспозиция. Чего тут только нет. И фотографии, и письма, и документы, и книги, и разнообразное огнестрельное оружие, принадлежавшее Михаилу Александровичу. В самом большом — представительском — кабинете писателя рабочий стол с приставным столиком и с письменными принадлежностями, книжный шкаф, кресла, диван, настольная лампа, небольшой транзисторный приемник, часы, пепельница — без нее никуда — Михаил Александрович много курил.

Во дворе дома-музея восстановлена обстановка прошлых лет. Сарай, погреб, летняя печка, беседка — все это в неизменном виде находится в усадьбе Шолоховых вот уже долгие годы. В общем все как при жизни писателя…

Тут же совсем недалеко Детский музейный центр, где проводятся занятия с детьми по традиционным промыслам Донского края. Бурлит вокруг весенняя жизнь, и уже новые поколения казачат дышат чудесным степным воздухом над бескрайним степным донским простором, и жаркое солнце наполняет их жизнь теплом и светом. А я сижу рядом с Александром Михайловичем и истосковавшимся взором гляжу на этот сияющий рай земной, вспоминая свое, пусть и совсем мотыльковое, донское детство…

Но наш разговор с внуком Шолохова совсем об иных временах.

— Александр Михайлович, у нас все как-то привыкли к мысли, что Шолохов был обласкан властью, был своим для нее, что ему всюду и во всем шли навстречу. А ведь получается, что это не так…

— Да, такое представление бытует, — оторвав взгляд от поднебесья, продолжил Александр Михайлович. — Но на самом деле все обстояло далеко не так. Охота на Михаила Александровича Шолохова началась очень давно, еще в период репрессий 30-х годов…

— А в чем была причина?

— Он посмел выступить против произвола всесильных руководителей края. К этому времени Шолохов уже был автором «Донских рассказов», двух книг «Тихого Дона», первой книги романа «Поднятая целина». Авторитет и популярность писателя росли, к нему за советом и помощью обращались сотни людей, и не только земляки. Пришла и международная известность. Роман «Тихий Дон» начал «триумфальное шествие» по Европе и по всему миру, и в иностранной прессе уже поднимался вопрос о присуждении Шолохову Нобелевской премии.

Михаил Александрович много ездил по донскому краю, готовил статьи для «Правды», давал интервью, по издательским делам часто бывал в Москве. На экраны страны вышел фильм режиссеров И. Правова и О. Преображенской «Тихий Дон», снятый по первым двум книгам романа, в Большом театре шла опера «Тихий Дон» композитора И. Дзержинского. И именно в 1930-е годы, когда талант Шолохова был признан, он стал участником драматических общественно-политических событий в стране и, в частности, на Дону.

Он остро реагировал на трагические события, связанные с коллективизацией, не раз высказывался против беззакония, репрессий, грабежа казаков, злоупотребления властью и в Вешенском районе, и в крае. В поездках по колхозам Верхнего Дона он видит, что люди начинают пухнуть от голода, нет семян для весеннего сева, нет корма для скота, идет массовый падеж коров и лошадей. Нарастает безысходность, вера в справедливость почти утрачена.

16 января 1931 года Шолохов отправляет Сталину полное горечи письмо. В нем с еле сдерживаемым гневом он сообщает о злоупотреблениях при проведении коллективизации на Дону, об угрожающем положении в колхозах ряда районов Северо-Кавказского края, просит прислать комиссию в бывший Донецкий округ. В 25 с небольшим лет молодой писатель осмелился прямо сказать вождю о том, как на Дону идет коллективизация: «Горько, т. Сталин! Сердце кровью обливается…»

Когда в самых хлебных регионах страны был страшный голодомор и умирали тысячи людей, М. А. Шолохов вновь обращается напрямую к Сталину с письмом, в котором открыто говорит ему и ЦК о голоде на Дону и преступных действиях краевого руководства…

— А что конкретно он писал Сталину?

— Давайте еще раз зайдем в музей, я вам покажу… Вот это письмо. Читайте сами.

«4 апреля 1933 г. Т. Сталин! Вешенский район не выполнил плана хлебозаготовок и не засыпал семян. В этом районе, как и в других районах, сейчас умирают от голода колхозники и единоличники; взрослые и дети пухнут и питаются всем, чем не положено человеку питаться, начиная с падали и кончая дубовой корой и всяческими болотными кореньями.

Я видел такое, чего нельзя забыть до смерти: в хуторе Волоховском Лебяжинского колхоза, ночью, на лютом ветру, на морозе, когда даже собаки прячутся от холода, семьи выкинутых из домов жгли на проулках костры и сидели возле огня. Детей заворачивали в лохмотья и клали на оттаявшую от огня землю. Сплошной детский крик стоял над проулками. Да разве же можно так издеваться над людьми? В Базковском колхозе выселили женщину с грудным ребенком. Всю ночь ходила она по хутору и просила, чтобы ее пустили с ребенком погреться. Не пустили, боясь, как бы самих не выселили. Под утро ребенок замерз на руках у матери, сама мать обморозилась».

Далее в этом письме М. А. Шолохов перечисляет зверские способы, при помощи которых добыты 593 тонны хлеба:

«В Лебяжинском колхозе ставили к стенке и стреляли мимо головы допрашиваемого из дробовиков. В Верхне-Чирском колхозе допрашиваемых ставили босыми ногами на горячую плиту, а потом избивали и выводили, босых же, на мороз. Это — не отдельные случаи загибов, это — узаконенный в районном масштабе «метод» проведения хлебозаготовок».

— Да, суровую правду-матку — а тем более по тем временам — вывернул он «вождю народов». Судя по всему, несмотря на свою молодость, каких-то 28 лет, Михаил Александрович имел большой авторитет в донском крае, все знал, за всем смотрел, всем интересовался. И был, если можно так выразиться, недреманным оком степей донских, простых казаков… И какая реакция была у Сталина на это обращение Шолохова?

— На письмо Сталин сразу ответил телеграммой, в которой просил сообщить «о размерах необходимой помощи». Вскоре на Дон было отправлено 120 тысяч пудов хлеба, и тысячи людей были спасены от голода.

— То есть власть с мнением Шолохова все-таки считалась и даже приняла кое-какие меры. Но тогда возникает вопрос: за что же было убивать Шолохова? Кто мог посметь поднять руку на человека, с мнением которого считался сам Сталин?

— Шолохов позволил себе непозволительное: он обличил в преступлениях местное начальство, в частности краевой НКВД. Оно ему такого, естественно, простить не могло, и деятели всесильного ведомства стали искать способ отомстить.

— Да, понимаю, месть — конечно же, дело