лица

Румянит на Земле мороз,

Стыдись огня бесплодных грёз,

Что как болезнь съедают жертву».

Времена года[199]

Шафран с утра трясёт копьём

И марту шлёт приветы.

Апрель терновники кругом

Украсил в самоцветы.

Сезоны дремлют, полны сил;

Стручок набух сплетённый,

Налился персик, и пронзил

Гриб землю ночью тёмной.

Зима спешит: замёрзших троп

Полоски серебрятся.

Напротив хижины – сугроб,

И звёзды в ночь струятся.

Ma Belle

Прощай, любовь! Уйти мне всё же надо.

Любовь, прощай!

Остался б я, та Belle[200], ты мне услада.

О, губы дай!

Несёт ли нам надежду иль преграду

Безвестный Край?

«Меня он так любил, моя отрада!» —

По мне рыдай.

Семела[201]

О, не хвали!

Восторг мой, словно линза так чудесно

В тебе сосредоточить мог бы дар Небесный,

Там, вне земли.

Твоя ль вина,

Что гаснуть, вспыхнув, ты обречена.

Но больше сил

Я дам тебе, чем Бог, вобрать желаний пыл.

И, если честно,

Мне ль упрекать изменчивый твой лик?

Слепыми подошли

Мы к тем порталам счастья, что вдали!

Развеялись слова, иссохли б слёзы

Средь угольков в тот миг

В золе остывшей будто, эти грёзы

В дремоте, может, я постиг.

Из сборника «Неизвестный Эрос. Амелия и другие стихотворения» (1887)

Венера и Смерть

Она в златых сандальях, вся из света,

Как солнца жар.

В ладонях – мак и яблоко, сон это

И счастья дар.

У бока матери – супруги своей верной[202],

Цветёт божок, другой внутри, наверно.

А рядом Смерть, у той дыханья яд

Смердит, и зубы редкие торчат.

О, ангелы, красе раскройте веки,

Чтоб Смерть не пожрала их всех навеки!

Пустой берег

Наполни песнями меня

О, море, щедростью маня,

Чтоб петь, все ноги в кровь разбив,

Пустого берега мотив.

Любви живящий ореол —

Лазурный камень я нашёл,

Где двадцать лиг ревёт прилив.

Пустого берега мотив!

Кристаллов, каждый так лучист,

Как право – твёрд, как правда – чист,

Я поднял двадцать, поспешив.

Пустого берега мотив!

Как долго шёл я ночью, днём

За драгоценным янтарём?

Лет шестьдесят, и еле жив.

Пустого берега мотив!

Богато море, нищ песок;

Кто я, не знаю. Всё же прок

Не знать как он, всё позабыв, —

Пустого берега мотив!

Взгляд назад

Я, веря в истинную сладость,

Что правду сладостно найдёт,

Познал огней небесных радость,

И пел разумность этих нот.

Потом сказал мечте неясной,

Вдали пропавшей, как звезда:

«До встречи, Проблеск мой прекрасный!

С тобой я буду навсегда».

Загадке Страсти предписанье

Дух во плоти даёт опять.

Я молвил: «Смертный, осмеянье

Меня оставь. Смогу я ждать».

Джеральд Мэнли Хопкинс[203]

(1844–1889)

Из сборника «Стихотворения» (1918)

Андромеда[204]

Вот Андромеда замерла смущённо,

Сияя несравненной красотой,

Вдаль она смотрит со скалы крутой,

Цветок её и жизнь – всё отдано дракону.

И прежде ей пришлось терпеть уроны

От бед и мук; а ныне слышит, стой,

Рёв зверя, страшный, дикий и густой,

Он похотлив, и смотрит разъярённо.

Но что ж Персей её от смерти не спасает?

По воздуху плывёт он и о ней

Вся мысль его; ей кажется – бросает

Её герой, когда ей всё больней.

Никто быть безоружным не мечтает:

Горгоны взгляд, меч, зубы, мощь ремней.

На образ Св. Доротеи[205]

С корзинкой, устланной травой,

Иду вперёд, легка, мила,

Всем интересно, что с собой

В корзинке этой я взяла.

В носилках нового плетенья —

Цветы – от горечи спасенье.

Увы, не лилии они,

И не из Цезаря садов!

Айва в руке – но, в эти дни

Нет на ветвях у вас плодов,

Поскольку цвет не брызнул нежный,

Раз нет весны, и мир весь – снежный.

Нашли их там, где Юг, Восток,

Где все забыли о Зиме —

Росинка – шпорника глоток,

О, не должна ль сгореть во тьме?

Искрился влажный луг при свете —

Роса иль звёзды капли эти?

Айва в руке её? Всмотрись:

Скорей луны уменьшен лик.

Путь Млечный, Небеса сплелись!

То шпорники её. Лишь миг?

Душа несётся в эмпиреи?

Где плод, цветы, где Доротея.

Горняя гавань

Монахиня надевает покрывало (принимает обет)

Хочу бродить все дни,

Где всё цветёт,

В полях, где слепней нет, и град не бьёт,

Где лилии одни.

Прошу, о, дай мне кров,

Где есть покой,

В той гавани, где молкнет вал морской,

И нет штормов.

Свадебный Марш

Жениху Господь дал честь,

Стыд невесте; ложе есть,

Милых чад, прелестных чад,

Свято тело будет несть.

Друг для друга утешенье

Глубже, чем небес прощенье,

Милосердье дал нам